Харольд Ковингтон - Очищение

И вдруг сзади Шульман услышал лязг патрона, досылаемого в патронник автоматического пистолета. Он обернулся и увидел, что не дальше метра за ним высокий, белокурый парень с каменным лицом, в одних тёмно-зелёных боксёрских трусах, целит ему в голову свой автоматический «Браунинг» калибра 10 мм.

— Привет, кекс, — сказал парень.

По выговору он походил на австралийца. Он поймал Шульмана, и тот это понял. Кишки Шульмана начали дрожать, готовясь выпустить в брюки его китайский ужин и виски «Чивас Ригал».

Шульман поёжился и выдавил:

— Ну?

— Что за «ну», кекс? — рявкнул австралиец.

Шульман дёрнул своим 11 мм пистолетом и успел выпустить одну пулю, которая застряла в стене, но Чарли Рандалл несколько раз выстрелил ему в грудь, в отвисшее брюхо, а последнюю пулю всадил в мясистый семитский нос и разбил череп, так что Шульман шлёпнулся на пол в судорогах, обделался и отдал концы.

— Чарли! — раздался крик из спальни. Эрика с взъерошенными золотистыми волосами появилась в дверном проёме. Она надевала халат и завязывала пояс вокруг талии.

— Что за хрен? — воскликнула она, глядя во все глаза на мёртвого жида, лежащего на полу её квартиры.

— Не подходи к окнам! — рыкнул Рандалл. — Он мог быть не один! Одевайся. Быстро!

Эрика исчезла в спальне, а Рандалл быстро проверил дверь и все окна. Внутренний двор казался пустым, но он заметил стоящий «линкольн» Шульмана. Чарли метнулся в сад за домом и выглянул за стену. Не было видно ни мигающих огней, ни следов других преступников, но он заметил, что в квартире соседей Эрики на верхнем этаже зажёгся свет. Чарли вернулся в гостиную, обыскал тело Шульмана и вытащил бумажник из его брюк, уже пропитавшихся кровью и испражнениями.

— Ты знаешь чела по имени Мартин Шульман? — крикнул он в спальню, разглядывая водительские права Шульмана.

Эрика появилась в двери спальни в джинсах и глухом свитере. Она ещё была босой.

— Чёрт! Это же «Еврейская кувалда»!

— Кто-кто? — переспросил Рандалл.

— Он был мерзким частным сыщиком-евреем, который проворачивал много грязных делишек для боссов студий. Они называли Шульмана «еврейской кувалдой». Что, чёрт возьми, он здесь делал?

— Я проверил дверь, — ответил Чарли. — Он взломал её. И, должно быть, как-то отключил сигнализацию. С ним было вот это. Рандалл расстегнул молнию на спортивной сумке и вывалил её содержимое на пол. Порылся в куче, подержал плоскогубцы и газовую горелку, расстегнул «липучку» на связке скальпелей и лезвий, и, наконец, открыл пластмассовую коробку с иглами Дершовица, и показал одну Эрике.

— Так вот зачем он был здесь, — прошептал Чарли, дрожа от ярости. — Всё это для тебя, малышка. Ему была нужна ты.

— Он собирался пытать меня, — спокойно сказала Эрика.

Её лицо побелело от ужаса.

— А после наверно убил бы. Он делает такие мерзости для Больших Жидов из студий. Теперь надо говорить, делал мерзости. Этим он известен. Ты спас мне жизнь, Чарли. Спасибо.

— Не волнуйся, малыш. Когда после войны отменят Общий приказ номер десять, ты купишь мне пиво, и мы будем в расчёте. Тебе повезло, что ты так прелестна, и я просто не мог не приходить чаще.

Рандалл посмотрел вниз на труп.

— Тебе тоже повезло, урод. Ты умер слишком быстро.

Он воткнул иглу Дершовица в оставшийся целым глаз Марти Шульмана и в его мозг.

— Гори в аду, жид! — с отвращением вполголоса произнёс Рандалл.

Эрика в отчаянии вздохнула.

— Они меня раскрыли. Чёрт, чёрт, чёрт побери!

— Я понимаю, — сказал Рандалл. — Мы тебя вытащим.

Раздался какой-то скрип с потолка над их головами.

— Это Хелен Морган сверху, — сказала Эрика. — Хорошая женщина и неплохая актриса. Она играет много эпизодических ролей в дневных сериалах. Должно быть, услышала выстрелы. Как думаешь, она не могла вызвать полицию?

— Ну да, я видел, что у неё зажёгся свет.

— Чарли, пожалуйста, не надо…

— Нет-нет, не бойся. Она понятия не имеет, что происходит, она — обычная гражданка, а мы не воюем с гражданами, когда можем избежать этого. Как быстро полиция доберётся до этого участка леса?

— Через четыре-пять минут в зависимости от их занятости.

— Тогда нам надо убираться, быстро! Возьми свою сумку.

Чарли заранее настоял, чтобы Эрика на крайний случай собрала в сумку самые необходимые вещи: одежду, деньги и несколько поддельных документов, которые ей передали из Добрармии. Не говоря ни слова, она пошла в спальню, взяла сумку из шкафа, и принесла её в гостиную.

— Возьми что-нибудь ещё, что ты хочешь взять с собой, только быстро, — поторопил Рандалл.

Он зашёл в спальную и быстро натянул собственную одежду и туфли. Когда он вернулся, Эрика стояла у книжной полки, быстро отбирая книги.

— Ты берёшь своего Генри Лоусона? — спросил Рандалл.

— Конечно, — ответила Эрика.

Вдали послышались полицейские сирены.

— Они поют нам песню, малыш. Пора рвать когти, — поторопил Рандалл.

Эрика застегнула холщовую сумку и напоследок окинула взглядом квартиру.

— Ну вот, — вздохнула она. — Кто мог подумать. Двенадцать лет пролетели как один миг. Этот город, улица, моё ремесло, моя жизнь — всё пропало.

— Мне жаль, Эрика, — с состраданием проговорил Рандалл. — Честное слово.

— Я никогда не была из тех людей, которые думают, что можно играть в кости, но ничего не выкладывать на стол, Чарли, — ответила она. — И не променяла бы эти последние два месяца ни за что на свете. Никаких сожалений. Пошли.

Неделю спустя, утром Джулия Лир сидела за столом на кухне в своей квартире в Бербанке, завтракая рогаликом с половинкой грейпфрута и ломая голову над тем, что ей делать с остатком жизни. Майрон Сильверстайн, похоже, сдержал своё слово. Рынок труда в Лос-Анджелесе, обычно гибкий, теперь для неё буквально высох, по крайней мере, в шоу-бизнесе. Джулия звонила всем, с кем когда-нибудь пересекалась в телевизионном бизнесе или киноиндустрии, а ведь за годы, прожитые в Калифорнии, она познакомилась с множеством народа. Большинство даже не ответили на звонки Джулии, а те, кто перезвонил, сочувствовали, но помочь не могли.

Слово было сказано. Она стала для всех «Неприкасаемой», с большим клеймом «Весёлого Роджера», выжженным на лбу.

— Джулия, мне чертовски жаль, поверь, — сказал ей один продюсер, с которым у неё был краткий роман несколько лет назад.

Роман, очевидно, оставил достаточно приятных воспоминаний, так как он всё же решился поговорить с ней.

— Ты должна понять, что здесь просто кошмар. Каждый в городе отдал свою дань политкорректности, и, так сказать, возжёг щепотку ладана на алтарях мультикультурализма, многообразия и педерастии. Некоторые из нас сожгли больше чем щепотку. Теперь оказывается, что нас могут убить за некоторые фильмы или телешоу, с которыми мы были связаны в прошлом даже не прямо.