Харольд Ковингтон - Очищение

— Я с тобой, — ответил Эрик. — Я серьёзно, Аннет. Я тоже любил Джан, не так, как тебя, но она была важна для тебя, и поэтому стала важной и для меня. Если ты не хочешь больше быть со мной, заставить тебя я не могу, но если ты захочешь, то я сам убью Фламмуса. Как бы старомодно это ни звучало, но если я не смогу быть с тобой, меня не очень волнует, что случится со мной.

— Я знаю, — вздохнула она. — Именно это меня беспокоит. Я много думала о словах папы, что будет с ним и мамой и с тобой, если я провалю эту игру, а так, возможно, и случится.

— Но ты всё равно собираешься продолжить?

— Я должна, — ответила Аннет. — Просто нельзя по-другому, Эрик. Отец не прав в одном. Когда-нибудь мы должны поднять наши головы от корыта и позволить себе услышать эти вопли. Я не могу допустить, чтобы это продолжалось дальше, Эрик. Если я позволю себе не услышать смертельный крик своей родной сестры, если притворюсь, что не слышу, потому что боюсь, или мне просто слишком неудобно слышать, то потом будет легче и проще. И, в конце концов, я стану такой же глухой и слепой, как и все остальные. Кто-то должен услышать эти крики, Эрик, и что-то сделать, чтобы остановить весь этот ужас. Пойми меня правильно. Я не Жанна д'Арк и иногда до смерти боюсь сделать то, что задумала. Но я просто не могу по-другому.

— Старая поговорка об истине, делающей свободным — дерьмо, — сказал Эрик. — Истина не освобождает, она смертельна. Мы живём в мире, построенном на лжи, и тех, кто выбирает истину, уничтожают. Просто невозможно, чтобы я остался в стороне и позволил тебе заняться этим одной, Аннет. Ты делаешь это для Джан. И я отчасти тоже. Но в основном я делаю это для тебя. Я этого хочу и должен, но не хочу, чтобы ты когда-нибудь винила себя. Ты предложила мне отойти в сторону, а я отвечаю — «нет». Я с тобой. Теперь, как нам найти Добрармию?

— У меня есть одна мысль, — начала Аннет. — Пару лет назад мы с папой возвращались с соревнований штата по плаванию в Сейлеме. Помнишь, тогда я выиграла юниорскую стометровку? Мы были в одном из его служебных автомобилей, «кэдди» [38] «Кэдди» — прозвище автомобилей марки «кадиллак» — Прим. перев. , и, когда мы ехали по междуштатному шоссе, засветился сигнал отказа двигателя, и он начал терять мощность.

Папа заехал в Вудберн, и мы нашли заправку с автосервисом. Какую-то захудалую, но старик там, как оказалось, знал своё дело. Оказывается, один из мексиканцев в автопарке папиного банка не удосужился проверить жидкость в коробке передач, и она накрылась. Ну и папа договорился оставить там машину и вызвал для нас лимузин из города. Короче, мы несколько часов болтались по этой заправке в краю белой деревенщины. Там было что-то вроде зала ожидания, со старыми журналами, и я заметила пару номеров «Северо-Западной Республики», застрявших среди старых журналов «Пипл» и «Спортс иллюстрейтед».

— Ведь эту газету раньше выпускала Партия, до её запрещения после Кёр д'Ален? — догадался Эрик.

— Ну да. Я тогда совершенно не интересовалась политикой и просто взглянула на них. Но я забрела в офис, где были торговые автоматы, и также заметила, что в задней части стойки у этого мужика было несколько бамперных наклеек с рекламой Партии, и маленькая подставка с флажками, флагом штата Орегон, и другим флагом, но не звёздно-полосатым. Это был тот флаг повстанцев, который иногда показывают по телевизору, тот, что выглядит, как у Франции, только он сине-бело-зелёный.

— Сомневаюсь, что тот мужик до сих пор там, ведь это сегодня тянет на пожизненное заключение, — заметил Эрик.

— Ты что, не понял? — наступала Аннет. — Этот мужик должен быть из Партии, или он знает кого-нибудь из них. Он мог бы подсказать нам правильное направление.

— Если он всё ещё там, — засомневался Эрик. — Если его не арестовали, или он сам не ушёл в подполье после Кёр д'Ален. Ну и что же нам делать? Просто подойти к этому совершенно незнакомому человеку и сказать «Привет, мужик, ты можешь связать нас с Добрармией, потому что мы хотим, чтобы убили одного ниггера?» О, я уверен, что он вылезет вон из кожи, чтобы помочь нам.

— Это всё, что у нас есть, — нахмурилась Аннет.

— Лёгок на помине! — проговорил Эрик, скривив губы в горькой усмешке и глядя через дворик.

Аннет оглянулась и увидела группу учеников, выходящих из красновато-кирпичного здания и одетых в строгую синюю форму Эшдаунской академии: мальчики в брюках, а девочки в юбках и гольфах, все в синих пиджаках с эмблемой академии. В центре группы торчала огромная двухметровая фигура Лусиуса Фламмуса, этого звёздного нападающего Эшдауна и первого кандидата в призывном списке НБА.

Предки Фламмуса, видимо, были из племени ватуси или других нильских народностей. Кожа верзилы была настолько чёрной, что выглядела почти такой же синей, как материал куртки, а его череп был вытянутым, как топор, а не круглым как обычно у негроидов. В баскетбольной форме его гибкое тело с великолепной мускулатурой отличалось от типичных фигур спортсменов-негров, похожих на шкафы. Несмотря на свои громадные размеры, Фламмус двигался по площадке как молния и бросал мяч со скоростью и точностью нападающей кобры. Он хвастался, и по праву, что за всю свою жизнь ни разу не промазал со штрафного. Если Фламмус набирал менее семидесяти очков за игру, это был неудачный вечер. Фламмусу было восемнадцать лет, и он всё ещё рос. Так что спортивный врач, приставленный к нему из НБА и отвечавший за особую профессиональную программу тренировок, предсказывал, что с помощью специальных «пищевых добавок» через пару лет тот прибавит в росте ещё сантиметров пять.

Фламмус был на редкость тупым скотом, чья тупость несколько разбавлялась жестокой и порочной хитростью. В нём не было ни единого намёка на нравственность или совесть. Фламмус ел, спал и жил, ради двух вещей на земле: баскетбола и белых женщин. Он хвастался, что никогда не спал с чёрными или мексиканскими девушками. Сам Фламмус не употреблял наркотики, по крайней мере, не сильные, так как это помешало бы его баскетбольной карьере, но держал под рукой целую аптеку законных и незаконных средств для подарков на вечеринках и приманок для всех и вся белых женщин, до которых он мог добраться.

С помощью кокаина и таблеток экстази, этому черномазому меньше чем за две недели удалось подманить, соблазнить и бросить запутавшуюся и ранимую сестру Аннет, Джан. Она была на год младше сестры и только что перешла на второй год обучения в Эшдаунской академии. Джан не вняла предупреждениям и сделала ошибку, зайдя однажды вечером в ноябре в комнату Фламмуса в общежитии, за наркотиками (по словам Фламмуса) или ища какого-то примирения со своей «великой любовью», судя по бессвязной предсмертной записки Джан на айподе, которую отец позволил прослушать Аннет, но не жене. В конце этой встречи они «трахнулись на прощанье» (по словам Фламмуса), или Фламмус изнасиловал Джан (как следовало из её предсмертной записи на айподе). В результате девушка забеременела, впала в тоску и наполовину, или, скорее, больше, чем обычно, потеряла голову, что и привело её к срыву и смерти на полу комнаты отдыха в канун Нового года.