Михаил Ланцов - Фельдмаршал. Отстоять Маньчжурию!

В то же самое время кавалерийский корпус Ренненкампфа форсированным маршем уходил на юго-запад, к Инкоу. Там имелся небольшой гарнизон японцев, не представлявший никакой угрозы для кампании. Но это не помешало Алексею Николаевичу отправить туда свою кавалерию. Ренненкампфа не сильно жаловали в армии, а мужчина он был толковый и даже талантливый. Его нужно было продвигать вперед. Толкать руками и ногами, для того и отправил к Инкоу. Требовалось громкое дело, пусть и малой пользы, но большого шума. Начальником штаба при нем стоял Мищенко, тоже неплохой командир.

Казалось бы, враг под Ляояном разбит и беспорядочно отступает. Идеальная же ситуация для массирования использования кавалерии. Но Куропаткин считал иначе. Да, генерал Куроки потерял много пушек и пулеметов, а его войска практически не управлялись. Но они отходили компактно, и их было много. Очень много. До смешного. По данным штаба под рукой Куроки находилось никак не меньше семидесяти тысяч.

А что представлял собой кавалерийский корпус Ренненкампфа? Целых три дивизии! Да. Но крайне облегченного состава. В каждой было по два полка, а в тех полках — по два дивизиона при двух эскадронах. Жиденько. Очень жиденько. Да с усилением пушками и пулеметами, да самозарядными винтовками Мондрагона. Однако преследовать и громить отступающего Куроки такой формат войска совсем не подходил. А вот ударить по удаленному гарнизону, не ожидающему такого сюрприза, — вполне…

Куропаткин шел вдоль траншеи, вглядываясь в лица мертвецов, и напряженно думал. Незадолго до начала наступления японцев от него уехал Витте. Лично приезжал. Несколько часов беседовали, о чем, безусловно, уже доложили его кураторам. Что они подумают? Да это и не важно. Как ни поверни — он становился слишком опасным для них. Многие знания — многие печали. Особенно когда ты знаешь то, чего знать не нужно или представляет угрозу для серьезных людей.

Алексей Николаевич остановился возле очередного трупа и попытался заглянуть ему в глаза. Новые, странные впечатления. Он как-то не привык заглядывать в лица мертвых, пытаясь там найти ответы на глупые вопросы.

Потер виски. Поджал губы. Двинулся вперед.

По всем его расчетам в ближайшие дни должно быть принято решение о ликвидации. Если уже так не поступили. Витте уехал весьма довольный. Это не укрылось от глаз людей. Сложить один плюс один великие князья смогут. Они его держали за пешку в своей комбинации. А значит что? Правильно. Начнут подчищать хвосты. Вон, Гапона [60] Поп Гапон Георгий Аполлонович — один из общественных лидеров и талантливых ораторов, стоявший у истоков революции 1905–1907 годов. Служил секретным сотрудником полиции, что, однако, не помешало ему принять самое деятельное участие в организации общественных выступлений. уже убили. И не только его. Слухами о странных убийствах уже весь Санкт-Петербург полнился.

Алексею Николаевичу стало грустно.

Умирать совсем не хотелось. Он ведь себя уже не осознавал толком ни старым Куропаткиным, ни гостем из будущего. Скорее этакой новой личностью с нешуточным задором. Его интересовало все — от женщин до всевозможных технических новинок. Он жаждал познакомиться и пообщаться с легендарными для него личностями. Вот так же, как по вечерам нередко беседовал с Иосифом Джугашвили. Ему хотелось жить, дышать, действовать, к чему-то стремиться, чего-то добиваться… любить, наконец. Эта чертова кукла — японка Юми совершенно не выходила у него из головы.

«Может, все бросить и уехать?» — пронеслось у него в голове. У него ведь было наличности больше чем на полмиллиона рублей. А дел он уже натворил достаточно, чтобы надежно сорвать революцию 1905 года. Но эта глупость быстро его покинула. Найдут и прибьют. Эти люди не простят того, что их кинули так грубо и жестко. А прятаться остаток жизни в джунглях какого-нибудь Парагвая не хотелось совершенно.

Солдаты же и офицеры, глядя на это серое лицо командующего, что ходил промеж трупов, думали о том, что он, дескать, переживает о погибших. Страдает. Смотрели и крестились, поминая его добрым словом. Не каждый ведь генерал о простом солдате думал. Да, отправлял на смерть, но не как бездушную скотину. Куропаткин же их даже не замечал. Близость смерти обострила в нем совсем другие чувства и эмоции…

Вдовствующая императрица Мария Федоровна чувствовала себя неважно. Сказывались и возраст, и усталость. Последние недели забот привалило особенно. Один генерал постарался. Это ведь надо написать такое дерзкое и провокационное письмо! Когда она его прочла, то трясло от ярости несколько часов. Хотелось растоптать этого зарвавшегося холопа. Но потом, остыв и придя в себя, перечитала, подумала и ужаснулась. Картина, которую Куропаткин обрисовал своим письмом, оказалась чрезвычайно удручающей. И более того, настолько пагубной, скверной и гнилой, что верить в это не хотелось. Она ответила ему фактически отпиской, скупо поблагодарила за сведения и попросила уточнить кое-какие детали, чисто из вежливости. Надеясь, что этот «зарвавшийся щенок» все поймет. Но он не понял. И вновь ей пришла натуральная «портянка» с массой деталей, ввергнувшая ее в новый шок.

Несмотря на свою негативную реакцию, вдовствующая императрица не стала игнорировать сигнал и начала проверять сведения. Заодно поручив собрать досье на этого странного генерала. Дальше, по мере вскрытия новых фактов, объем проверок увеличивался, а их результат начал все сильнее вгонять Марию Федоровну в отчаяние. Ведь если и не все, то многое из сказанного оказалось правдой…

Тут надо пояснить ее роль в жизни России последние два десятилетия.

Дело в том, что Александр III, если верить дневникам его детей и близких, не отличался какими-либо особыми волевыми качествами. Мягкий, покладистый, веселый и добродушный домашний медвежонок внушительных таких размеров. И, скорее всего, он довел бы страну «до ручки» точно так же, как и его сын, если бы не его супруга, крепко державшая в своих крошечных кулачках не только его яйца, но и всю Россию. Никто никогда не готовил ее руководить страной, никаких подходящих знаний для того она не получила. Она же дама — ей такое в те годы было неуместно. Но ее супруг оказался настолько недееспособен, что волей-неволей Минни пришлось взвалить эту тяжелую ношу на свои хрупкие плечи.

Александр III умер, уступив престол своему старшему сыну — Николаю. Такому же слабому, но доброму, мягкому и порядочному человеку, как и он сам. Одна беда — с женой Николаю II не повезло. Его возлюбленная Алиса, известная также, как Александра Федоровна, была красива, властна, сильна духом, но еще меньше приспособлена для управления государством, чем Мария Федоровна. Не дура, но ум совсем другого полета. Вот августейшей мамаше, несмотря на уже немалый возраст, и пришлось тянуть лямку фактического руководства дальше. Да не в былом ключе, а с кучей новых трудностей, вызванных откровенной враждой с невесткой из-за борьбы за влияние на Николая. Александре Федоровне совсем не хотелось находиться в тени своей свекрови.