Михаил Ланцов - Фельдмаршал. Отстоять Маньчжурию!

Особняком выступала и та часть британского общества, которая имела бизнес в Японии и Китае, а также планировала на какие-то перспективы от концессий по итогам Русско-японской войны. Надо сказать, что это была небольшая часть истеблишмента, потому что основные, фундаментальные финансовые интересы Великобритании были сосредоточены в Индии, Африке и на Ближнем Востоке. Вот и выходило, что «деньги» играли в данной войне, конечно, немаловажную роль, но отнюдь не решающую. А ключевым, как это ни странно, стал приснопамятный «еврейский вопрос», на который и нанизывались словно на хребет прочие куда более малозначительные причины. Тем неожиданней стало выступление барона Ротшильда, публично осудившего Форин-офис в провокациях, направленных на ухудшение и без того не радужного положения евреев в России. По этому заявлению Натана Ротшильда Куропаткин понял — Азеф благополучно добрался и успел переговорить с серьезными людьми, донеся позицию генерала. Аванс в этих торгах был принят вполне благожелательно.

Так или иначе, но выступление барона Ротшильда, сделанное уже 13 сентября 1904 года, стало спусковым крючком общественной реакции. Поняв, что еврейская община отвернулась от партии либерал-юниотов, на них спустили всех собак. Ведь кто-то должен был за все это ответить? Мало того, самого главу Форин-офиса по приказу короля арестовали уже 14 сентября. Требовалось немедленно спасать положение. Обстановка накалялась буквально каждый час, грозя вспыхнуть и перерасти в настоящую войну, которая Лондону была совершенно не нужна. Во всяком случае, не с Россией и не сейчас.

Под давлением Марии Федоровны и забурлившей общественности Николай II утром 14 сентября отдал приказ о начале частичной мобилизации и приведении всех флотов в полную боевую готовность.

А вечером 15 сентября в Лондон пришла телеграмма, в которой правительство извещалось, что беспокойный генерал разгромил Юань Шикая и реставрировал Империю Цин. Это выглядело очень неплохо. Но только за исключением того факта, что тот самый Тибет, который англичане только-только оккупировали, новый император Цин выделял в независимое государство во главе с русским великим князем. Новая точка напряжения в и без того сложной обстановке не добавила радости никому на туманном Альбионе. Мало того, начали ходить панические слухи о том, что Россия вступила в переговоры с Германией о совместной военной экспансии на юг — на Ближний Восток, в Персию, в Индию, а возможно, даже и в Египет… Сказки? Может быть. Только ведь Вильгельм II и так вел предельно агрессивную экономическую политику в этом направлении. Закрепился в европейской части Османской империи и пытался продвинуться дальше, строя железную дорогу до Багдада. А если его поддержать?

Запахло жареным.

Впрочем, это Алексей Николаевич и планировал. Оставалось только дождаться развязки, которая вряд ли заставит себя долго ждать.

Бах! Бах! Бах!

Резко и хлестко прозвучали выстрелы в этой довольно мирной обстановке, мгновенно выдернувшие генерала из задумчивого состояния. Он еще до конца не очнулся, а его тело уже совершало неочевидное движение — вместо рывка вперед делало приставной шаг, уходя за единственное укрытие — Дин Вейронга. Тот, впрочем, уже заваливался, поймав, судя по всему, пулю. Так что — без верного плеча своего начальника — устоять не смог бы.

Не очень красиво. Но фактический начальник СМЕРШа и так уже был убит или тяжело ранен.

Пауза. Магазины стрелявших опустошены. И Куропаткин рывком бросается к ближайшему дому, рыбкой ныряя в окно, к счастью, не застекленное. И сразу откатывается в сторону, выхватывая нож. Он слышал — за спиной топот. Только чудом не ударил ножом Иосифа, который с пробитым пулей плечом провалился в окно следом. И вовремя. Нападающие перезарядились и вновь открыли огонь. Пули засвистели в оконном проеме, терзая занавеску.

Поняв, что это Иосиф, а не враг, Куропаткин осторожно выглянул в окно, оценивая обстановку. Наступила тишина, и нападавшие, вышедшие из своих укрытий, приближались к домику, где засел генерал. Они явно не ожидали от него такого поведения.

— Эй! — крикнули с улицы. — Генерал, а ты прыткий! Как лягушка!

— Делай зарядку по утрам, такой же будешь! — хохотнул в ответ Алексей Николаевич, глаза которого как-то нехорошо загорелись. — Или глисты мешают?

— Какие глисты? Ты что несешь?

— Как же? Али не знаешь? В некоторых людях живет бог, в некоторых дьявол, а в некоторых — только глисты и обитают.

— Шутишь? — зло произнес голос под смешки и хохоток соратников. — Теперь тебе не уйти!

— Так я никуда и не иду! Это ты дерзишь как малолетка да у порога топчешься, — произнес генерал и плавным движением вынырнул из-за стены, становясь прямо напротив окна.

Ноги полусогнуты. Пистолет хватом в две руки, привычным для XXI и чудным для начала XX века. А дальше, как в тире, быстро расстрелял магазин по расслабившимся краткой перепалкой боевикам и так же плавно утек из проема приставным шагом. Отработал хорошо. Восемь патронов в его швейцарском люгере поразили семь целей. Восьмой — в молоко. Все-таки не мастер стрельбы, да и нервничал.

За окном — мат-перемат. Народ бросился в разные стороны, ища укрытие. А генерал начал в полный голос декламировать песню Кипелова «Жить вопреки», очевидно, незнакомую аборигенам.

Поняв, что противник вновь стал приближаться к дому, Алексей Николаевич попытался повторить прием, только уже смещаясь в другую сторону. Однако не удалось. Быстро высадив пять пуль, он завалился, резко уходя в сторону после удара в плечо. Зацепили.

— Ты жив, генерал? — вновь крикнули с улицы.

— Не дождетесь! — хохотнул переполненный адреналином Куропаткин и наудачу кинул в окно попавший ему под руку какой-то камень. Рефлексов у нападающих на такие вот вылетающие и катящие предметы не имелось. Однако знать об удачном использовании гранат они знали. Поэтому, промедлив секунду-полторы, вновь ринулись в разные стороны…

Последний патрон ушел, оставив затвор на задержке. Алексей Николаевич прислонился к стене и медленно сполз на земляной пол, оставляя кровавые разводы. Все предполье вокруг дома было завалено трупами и ранеными. С десяток человек лежали у окон в других комнатах домика, пытаясь зайти с тыла или с фланга. Это Иосиф постарался. Ранение в правое плечо вынуждало работать с левой руки. Но он справился.

Навалилась какая-то слабость.

Где-то на краю сознания Куропаткин слышал оживленную стрельбу на улице, отметив работу пулемета. Фиксировал какие-то крики Иосифа, вроде как обращенные к нему. Но никак уже ни на что не реагировал. Он вдруг почувствовал такой покой, такую легкость, такую умиротворенность, что невольно расплылся в улыбке. Этот чертов марафон, что он бежал столько месяцев кряду, завершился. И теперь он надеялся хорошенько отдохнуть. Поэтому с этой странной улыбкой на лице и отключился…