Юрий Семецкий - Poor men's judge [СИ]

— Ему действительно ничего для себя лично не надо, — похолодел от ужаса Петров. — Разве что так, мелочь мелкую: Союз восстановить.

УАЗ Фролова остановился перед густо заросшим входом в узкое ущелье.

— Пойдемте, Виктор, — проскрипел Егор Васильевич, и не оглядываясь, пошел по незаметной тропинке.

Приглядевшись, Виктор заметил, что дорожка ох как непроста. Во-первых, она была очень аккуратно поднята над землей. А камни, которыми была вымощена узкая дорожка, кто-то заботливо, но практически незаметно скрепил крепким, аж сизым от избытка цемента раствором.

Идя впереди, Фролов иногда останавливался, наклонялся и делал странные движения. По скупой точности движений Виктор понял, что перед ним — тонкий ценитель смертоносных сюрпризов. Многогранный талант Егора Васильевича раскрылся еще с одной стороны.

— Сюда народ не суется, — успокоил Виктора председатель. — И детей не пускает. Знают люди, в ущельях с той войны много сюрпризов осталось. Саперы тогда разминировали поля, да и ушли. Здесь, в долине, земля плохая, ничего толком не растет. Брошенная стройка никого никогда не привлекала.

— Так-таки и никого? — скептически поинтересовался Виктор.

— Ну, было, конечно. Иногда, — неохотно ответил председатель, всем своим видом показывая, что историю о том, как отвадили излишне любопытных, он в деталях рассказывать не хочет.

Слегка задыхаясь от быстрого и долгого подъема Фролов привел Виктора к тому месту, где, по идее, должно было начинаться ущелье. Там оказалась монолитная бетонная стена и огромные, примерно шестиметровые ворота, какие обычно ставят перед цехами.

Минутой позже спутники вошли под крышу. От увиденного у Виктора перехватило дыхание. Единственное, что он смог, это воскликнуть:

— Ух ты!

Зрелище действительно потрясало. Между двумя горными склонами кто-то умный перекинул кажущиеся невесомыми фермы, и получился огромный цех с потолком, теряющимся в полутьме где-то очень высоко. Из затянутых пылью фонарей лился скупой серый свет, лишь подчеркивающий грандиозность картины. Увидеть в предгорьях такое, это почти то же, что наблюдать всплытие атомной подлодки на Таймс-сквер.

Вдаль, насколько хватало света, уходили циклопические конструкции, среди которых преобладало нечто, похожее на резервуары. Все это соединялось месивом потускневших от времени труб.

— Что это?

— Завод, — коротко ответил Фролов. После небольшой паузы он продолжил: немецкий еще, для производства синтетического горючего.

— Почему он тут?! — изумился Виктор. Здесь же рядом куча месторождений!

— Они почти пусты, — ответил Егор Васильевич. — Нефть на переработку уже лет десять как завозят. Своей не хватает. Зато лигнита здесь — на пару веков. Прямо рядом, под той долиной, что мы пересекли, когда сюда добирались.

— Лигнит… явно от lignum… То есть дерево, древесина…

— Не мучайся. Это просто-напросто бурый уголь. В нем иногда встречаются куски, сохраняющие структуру древесины. Так что латынь твоя правильная, — тут же пояснил Фролов.

— А много его тут? — заинтересованно спросил Виктор.

— Под долиной пласты идут километра на полтора. Добывать можно открытым способом. Тут грунта всего метра три и есть, да и тот — песок пополам с камнями. Потому и не растет ничего толком. Мне рассказывали как-то, что угля в мире вообще намного больше, чем нефти. Примерно, на 2-3-4 порядка. Точно неизвестно. В общем, еще правнукам достанется.

— Что-то я такое припоминаю, — сморщил лоб Виктор. — Было такое в учебнике по химии. И в журнале Техника-молодежи я схему производства синтетического горючего видел. Кажется, за август 1943 года журнальчик…

— Не умничай. Я тебе и так расскажу, — буркнул Фролов. — Чего уж проще. Процесс Бергиуса. Того, самого, лауреата Нобелевки за 1931 год. Оборудование — ИГ Фарбен. Досталось нам по контрибуции. Здесь смонтировали потому, что рядом и уголь, и гидроресурсы. Выше в горах — река Алу. От нее сделаны отводы. Трубами. Перепад — больше километра, так что запускать генераторы можно хоть завтра, лишь бы их механики посмотрели.

— Помню, читал в учебнике, что делать бензин из угля дорого и невыгодно.

При этих словах, Фролов расхохотался. Смеялся Васильевич долго и со вкусом. Просмеявшись, пояснил.

— Все время своего существования, Рейх был Империей, держащейся именно на синтезах Бергиуса и Фишера-Тропса. Так получалось 85 процентов горючего. И в Первую, и во Вторую мировую, и между ними. Потому клали немцы с прибором на любые морские блокады. Топливо и удобрения у них были в любом варианте.

— А качество?

— Бензин производился двух видов, синий B4 и зеленый C-2/C-3. Если оценивать их, как принято сейчас, то они соответствуют европейским октановым числам RON 100 и 130. Солярочка тоже получается исключительно высокого качества, с чрезвычайно высоким цетановым числом. Каким — точно не помню.

— Ни хрена себе, низкокачественные! Как у составителей учебников только язык такое сказать повернулся?! Но наверное, все-таки дорогие?

— Как бы тебе сказать … К примеру, Германии почему-то всегда было выгоднее производить синтетику из своего, чем тащить откуда-то чужое. В 38 году она производила от 10 до 14 миллионов баррелей топлива, в 43 — примерно 36–40 миллионов баррелей. Помимо топлива и смазочных масел из того же сырья синтезировались парафин, жирные кислоты и искусственные жиры, в том числе пищевые.

Из одной тонны топлива германские углехимики получали 0,7 тонны аммиака или примерно столько же метанола, или тонну с небольшим более тяжелых спиртов, или почти три центнера жидкого пищевого жира или жирных кислот — на мыло и стиральные порошки. Использовался тот же метод Бергиуса, усовершенствованный Фишером и Тропсом.

Немцы с презрением смотрели на Масличный Клуб, перед которым пресмыкается руководство бывших советских республик, включая Россию. Им не было необходимости травить своих граждан молочными продуктами с пальмы, от которых трескаются ногти, выпадают зубы и секутся волосы. Немцы делали правильные жиры. Тот самый пальметиновый радикал, который в кокосовом масле сбоку, у бошей стоял, где ему и положено. Потому немецкие синтетические продукты были лучше нынешних фальсифицированных. Кальций, калий и натрий они из организма не вымывали.

— Так все-таки, что насчет цены? — переспросил Виктор.

— А какова может быть цена бензина из недорогого сырья? — удивился Фролов. — Работай, и из тонны уголька будет тебе полтонны бензина. Высокая себестоимость немецкого топлива — дурная сказка. Сколько там ныне на заправке бензин стоит?

— Примерно доллар за литр. В тонне — примерно тысяча двести литров.

— А тонна мягкого бурого угля, добытая открытым способом? Ради которой надо пару раз ковшом махнуть…