Юрий Семецкий - Poor men's judge [СИ]

Вожди, трибуны, записные либералы и просто ответственные товарищи знали, что в любой момент их могут поменять на других, более сговорчивых. Отработанный материал по старой колониальной привычке принято сбрасывать на обочину. Для этого годится все: и трагическая случайность, и пуля фанатика, и просто очередная бархатная революция. Проштрафившихся руководителей иногда судят в международном трибунале и гноят в заштатной тюрьме Гааги.

Потому российские капитулянты много и тяжело работали, организуя очаги локальных конфликтов и зоны, куда, как в черные дыры, потекут богатства страны. Неизбежные при таких делах жертвы никого не пугали.

— Зато потом! — облизывались в предвкушении заинтересованные лица.

Перспективы радовали настолько, что не поскупились на раздачу танкистам тугих пачек денег трупного оттенка с портретами мертвецов. И те, засунув совесть туда, где никогда не видно солнца, честно отработали по красивому белому зданию, в котором сидели до отвращения непонятливые люди.

Чтобы народец не отсвечивал, завалили пару домишек на простонародной окраине и подорвали не слишком мощное взрывное устройство в метро, куда приличные люди давно не спускаются.

До обывателей сразу не дошло, ну так ничего, процедуру пару раз повторили. Спецслужбистов даже не остановила поимка их коллег на горячем. Схваченные за руку негодяи, заявили, что таскали в подвал жилого дома мешки с селитрой в рамках учений.

Бдительность проверили, всем спасибо. И тут же устроили взрыв в другом маленьком городке, после чего вылезший на высокую трибуну упырь заявил, что всех, кто не с ним, будут то ли мочить, то ли просто полоскать в сортире.

Развязали руки наскоро сколоченным бандитским формированиям, сколоченным по территориальному признаку. Чувствуя высочайшее попустительство, серьезный криминал намертво сросся с правоохренителями. Да так, что трясущийся от страха обыватель теперь отличал мента от бандита не по повадкам. Понятное дело, повадки у них стали одинаковы. Отличали по наличию формы, ксивы, легального ствола и тотальному беспределу, на который менты оказались большими мастерами.

Запуганные граждане тихо сидели в холодных квартирах, грелись спиртиком «Рояль» и изучали феню по телевизору. Неожиданно оказалось, что речь народных избранников и бандитская мова, звучащая по телевизору, трогательно схожи.

Дело в итоге дошло до того, что многих российских министров просто перестали пускать в цивилизованные страны. Впрочем, в самой России такие мелочи никого не волновали.

Что, главный по спорту по совместительству вор, убийца и насильник? Я вас умоляю, этот еще приличный! На других посмотрите! Да хоть бы и на президента …

Министерство обороны забрасывало командиров частей, оказавшихся в зоне обострения безумия, циркулярами общего характера, буквально призывая не обострять.

Как не обострять, не объясняли. В неожиданно оказавшихся почти в полной изоляции частях, любой рядовой буквально спинным мозгом чуял, что еще немного, и на посты хлынет визжащая от ненависти толпа.

По опыту подвергшихся разграблению соседних частей, все уже знали, что одержимые ненавистью чурки впереди себя погонят русских. Подлая, но эффективная тактика людей, которым не жалко ни своих, ни чужих.

Министр обороны, известный любовью к машинам марки «Мерседес», огромным фуражкам и восьмисантиметровым каблукам, особо подчеркивал в циркулярах: стрелять по мирному населению категорически запрещено.

Намеков о том, что никто не обидится, если военным случится уносить ноги из зачумленного края, бросая технику и склады с оружием, было предостаточно. Особо непонятливым открытым текстом обрисовывали варианты. Ни за что не отвечая, в телефонном режиме.

Вот и думай… Сейчас обещают, намекают, а потом могут и так и эдак повернуть.

Дальнейшее развитие событий было достаточно неопределенным, но служивых никак радовать не могло. Каждый из них буквально чувствовал, как на шее затягивается петля. Вот-вот, и придавит.

— И не моги сопротивляться! — снова и снова уточняли из высоких кабинетов.

— Не может быть, чтобы не было выхода, — думали многие. И выход действительно нашелся.

Право же, ну что в таких обстоятельствах могут сделать какой-то там лейтенант и всего-навсего председатель колхоза? Пусть даже это и передовое, крепкое хозяйство. Правильный ответ: ничего. Если ситуация «не сложилась».

В случаях, когда общество обретает моральную готовность к резким телодвижениям, когда затронуты жизненные интересы сотен тысяч людей — многое. В таких условиях стронуть с места лавину, послужить последней крупинкой, кристаллом, попавшим в перенасыщенный раствор, может не только председатель колхоза. Минин с Пожарским тоже сами по себе ничего бы не смогли. Но, как говорят преферансисты, на вопрос о том, куда подевалась их взятка с козырного туза: «Раскладец, батенька».

В самом что ни на есть глобализованном, наисовременнейшем обществе, продолжают существовать никем не отмененные старые законы. Действуют невероятно архаичные, чисто представительские институты власти. Если приглядеться совсем внимательно, несложно будет заметить, что даже законы пещерного общежития и нестареющая, вечная тактика межплеменных войн никем не отменялись.

И то, что на первый взгляд кажется бесполезным, зачастую является дополнительным, пусть и крайне редко применяемым, инструментом стабильности.

При случае извлекаемые на свет старые законы в острых ситуациях оказываются очень полезны и вполне работоспособны. В точности, как и в наши дни окажется вполне работоспособен телефон, по которому звонил дедушка Ленин, если только у кого-то появится желание включить его в современную телефонную сеть. Интернет и спутники не отменяют телеграфа и голубиной почты.

В стране, пережившей Гражданскую, Отечественную и добрый десяток вообще никак и никем не объявленных войн, законов, не отмененных «на всякий случай» — много. Иначе просто быть не может.

До времени, правовые нормы, касающиеся прав и возможностей местных Советов, тихо лежали под спудом. Будто оружие, похороненное в пыли.

Здраво оценивая перспективы своих хозяйств и предприятий, местный директорский корпус был с радостью готов оказать всемерую поддержку любому подходящему человеку, который просто не побоится взять ответственность на себя. И от действий которого можно бы было в любой момент откреститься. Ну, мало ли как оно повернется… Все понимали, по-разному может повернуться. Всем было что терять. Потому, грубо говоря, пытливая мысль директорского корпуса стонала от отсутствия подходящего зиц-председателя. При этом, чисто номинальная фигура тоже не подходила. Командир ополчения должен был активно принимать и проводить в жизнь очень далекие от гуманизма решения.