Юрий Семецкий - Poor men's judge [СИ]

В стремительно пожирающем пространство дюралевом ящике сидели два молодых человека и говорили о вещах, услышь которые люди серьезные, облеченные властью, и по обе стороны Атлантики пронесся бы ураган инфарктов.

Единственное чего не желал человек, поставивший половину страны на дыбы — это вернуться на накатанную революционерами всех мастей дорожку. Ну, как это обычно бывало, и чего даже большевики не минули. Хотя, почему, собственно, даже?

Как раз большевики в плане реставрации дореволюционных порядков были вполне стандартны и предсказуемы. В неприкосновенности сохранялась, разве что, ритуальная риторика. Да и то, исключительно лишь из того соображения, что революционеры, в отличие от простых разбойников, всегда твердо базируются на самой прогрессивной в мире идеологии. И всегда имеют возможность возразить на обвинения в беспределе: «Неправильно понимаете, батенька! То всего лишь революционная целесообразность».

Если задаться вопросом, отчего это революционеры всегда возвращаются на накатанную дорожку консервативной респектабельности, несложно понять несколько простых истин. У пламенных трибунов за спиной всегда тихо стоят большие и влиятельные дяди, дающие деньги на то, чтобы листовка оказалась в руках у последнего зачуханного обозника. Чтобы в самом маленьком уездном городке работала типография «Искры». Чтобы из-за океана приходили пароходы, везущие Львов Революции, оружие и взрывчатку. Чтобы контрабандисты, пыхтя и надрываясь, тащили из-за кордона Браунинги и патроны к ним, временно позабыв про ажурные чулки и пахнущие клубникой презервативы. Чтобы никто не побеспокоил покой запломбированного вагона. Революционеры всегда скрывают за громкой фразой гнилое нутро продажных авантюристов.

Именно так! Именно продажных и именно авантюристов. Жестко управляемых извне. Иначе сложно будет объяснить, отчего младшие братья участников покушения 1 марта, в дальнейшем правили соответствующими территориями. Не вписываются в официальные учебники шахматная партии Ленина и Гитлера, игранная в 1909 в Вене и дружба домами Ульяновых и Керенских…

Те, кто приходят в высокие кабинеты путем хитрых карьерных комбинаций, чуть лучше пламенных трибунов и борцов с и за. Но ненамного. У дяденек с прямой спиной и свинцовым начальственным взглядом в шкафах тоже полным-полно скелетов. В противном случае, власть становится неуправляемой и непредсказуемой. Такого серьезные люди тоже не допускают. Методы вам известны.

Бросая довольные взгляды на пассажиров маленького самолетика, Клио, скорее всего, с трудом сдерживала довольную улыбку. Ну как же, в кои-то веки что-то действительно случилось! К власти в России пришел молодой человек, обязанный успехом лишь себе. Моральный урод в понимании большинства. Чудак, устроивший маленькому, но наглому народцу кровавую баню лишь потому, что поведение горных дикарей никак не вписывалось в его представления о допустимом.

Такие люди, по большей части, долго не живут. И чаще всего, не доживают. Уж больно много желающих перехватить управление немедленно образуется рядом с успешным проектом. Рядом с такими чудаками — всегда познабливает от состояния опасности и непрерывного стресса. Зато с ними никогда не бывает скучно!

В отличии от богини, молодые люди не слишком радовались. Хотя бы потому, что понять сталинское «кадры решают все» на собственной шкуре до крайности неприятно. К тому же, в их программе воспитания были шахматы кшатриев, потому сложившуюся ситуацию они видели примерно на одинаковую глубину.

Там, в самой глубине, буквально на пределе видимости, после очевидных, заслуженных, оплаченных кровью и потом побед и успехов, терпеливо ждали призраки прошлого. В конце концов, распад Советского Союза был практически точным повторением распада Империи, просто происходил он на несколько более низком уровне, внешне чуть более гуманно, но с никак не менее серьезными последствиями для населения. Шансов увернуться от третьего акта трагедии, в котором разлеталась в кровавые осколки собственно Россия, были крайне малы.

При кажущемся многолюдстве, как и всегда, требовались, остро, срочно и безотлагательно — люди. Кадровый голод. Невозможность выбрать нормального в толпе калек. В ответ — активное непонимание кандидатов на теплые, в их понимание места, места. На самом деле, должности, критически важные для формируемого будущего страны. Которое, непонятно кем строить.

Ну, как это вам объяснить? Представьте, к примеру, как выглядит наведение правопорядка силами братвы, считающей, что жить следует по понятиям? Вот. И меня тоже почему-то не радует.

Никогда не может кончится добром установление справедливости силами обывателей, понимающих справедливость как личную выгоду. Кстати, заметьте: обыватель понимает справедливость как личную выгоду всегда, во все века. Установлено соцопросами, проводившимися со времен фараонов.

Даже если оных обывателей слегка подучить, отмыть и обрядить в форму — получится примерно то же самое с легким (или не слишком) уклоном в сторону ментовского беспредела. Что в России наблюдалось, в принципе, всегда, когда не было иного беспредела, то есть оккупации или разгула бандитизма.

Имеет ли смысл, думал молодой человек, менять шило на швайку? Деловой партнер, силою вещей ставший соратником, прекрасно его понимал. Им, в отличие от многих других, было ясно, что любые реформы, затеянные без учета базовых потребностей и особенностей личности реформируемых и реформаторов, обречены.

Проблема, поджидающая во тьме любого удачливого революционера, упирается в тот факт, что требуемые социальные рефлексы в обществе почти полностью отсутствуют.

В итоге, это самое общество, чисто ради его же пользы, чтобы жертв был самый минимум, требуется нешуточно озадачить. Цель? Цель проста: ввести в состояние импринта и перепрограммировать. Воспитывать станет возможно много лет спустя, и если реформаторы умудрятся выжить.

На этот счет есть множество проверенных временем рецептов: внезапное тотальное обнищание; страх, вгоняющий обывателя в пот при любых звуках снаружи, скандальные разоблачения и низвержения кумиров, техногенные катастрофы, террористические акты или неслыханные прежде злодейства. Или, скажем, благодеяния. Русский человек может смело сказать, что почти все, кроме благодеяний, он на своей шкуре попробовал.

В смысле создания состояния импринтной уязвимости, Виктору хотелось обойтись, по возможности, без излишней жестокости и крайностей. Как напишут много лет спустя, «в отличии от большевиков и сменивших их демократов, у Команданте все-таки была совесть».