Юрий Семецкий - Poor men's judge [СИ]

— На том гешефте почитай, добрая половина бюджета стоит, — с приличествующей отвисшим щекам солидностью, огрызнулись газовщики. Так ничего и не поняв, уже бывшие люди решили по отечески вразумить потерявшего берега мальчишку. — Да и потом, много у нас этого добра. Только под Байкалом мало не километровый слой метангидратов.

— Теперь все ясно, — с горечью констатировал Вояр. — Богатство, доставшееся нам ценой страшной гибели тех, кто жил до нас, наследство людей, по которым ударил километровой высоты сель, принесший из глубин морских, камни, глину и тот самый газ, вы, ничтоже сумнящиеся, пускаете на ветер. Это даже не растрата таланта из Книги. Таким делам я и определения-то подобрать вот так сразу не могу… Наверное, придется Трибунал просить.

Каждый день, с трудом доползая до кровати, Вояр понимал, что многочисленные и разноплановые реформы, на самом деле проявляются либо как воздаяние тем, кого простить было никак нельзя, либо как судорожное затыкание дырок.

Деятельность реформаторов в течение последней пары лет вызвала жертвы и разрушения, сравнимые с тем, которые принесла Отечественная. Разве что, они не сопровождались бомбежками и виселицами на площадях. А так… По многим показателям стало даже хуже, чем после войны на уничтожение.

Обиднее всего было сознавать, что у людей из душ цинично, с корнем, вырвали стержень, на котором держатся Державы и Империи. Способность поверить в немыслимое и воплотить в жизнь невозможное намного нужнее и человеку и стране, чем о том принято думать. Взгляд Председателя приобрел выражение, с которым погорельцы иногда смотрят на чадящие головешки подворья. Теперь в нем причудливо мешались решимость отстроиться и сохранить семью во что бы то ни стало, отстраненная безжалостность к самому себе и запредельная, безнадежная усталость. Которая для вставших на дороге бывает как бы и не опаснее всего остального.

И билось в виске: дети должны расти в радости, иначе потом, во взрослости, им будет неоткуда черпать силы. Наворовавшаяся сволочь, отравляющая воздух на километры в округе от себя, должна быть уничтожена любой ценой.

Было очевидно: скрепы, объединяющие общество, кто-то обильно полил кислотой. Цепи, связи и растяжки, удерживающие сложнейшую конструкцию, были готовы лопнуть. Тщательно простроенная со времен императоров система общественного взаимодействия, на которую не посягали даже большевики, была готова в любой момент рухнуть в пыль, до самого первого, примитивного уровня. Семьи, клана, рода, племени.

Времени до События почти не оставалось. И негде было взять времени на то, чтобы вырастить поколение, способное к свершениям.

Здесь необходимо сделать отступление. Возможно, некоторым читателям градация уровней общественного взаимодействия и их характеристики могут быть незнакомы. Итак, определим понятия.

Уровень общественного взаимодействия или, что то же самое, степень упорядоченности, определяется двумя базовыми характеристиками.

Первое: максимальным количеством согласованных технологических процессов.

Второе: плотностью потока энергии.

Третье: обе базовых характеристики с течением времени меняются в зависимости от прогресса (регресса) общества.

К примеру, уровень державы мирового значения в пятидесятых годах определялся 5–6 тысячами согласованных технологических операций (цветной кинескоп — тогдашняя вершина доступных одному государству технологий) и плотностью энергии, соответствующей ядерному взрыву. Несколько позже — способностью создавать процессоры по технологии скольких-то нанометров и плотностями энергии термоядерного взрыва.

Различные ступени упорядоченности общества существуют на Земле одновременно, взаимодействуя с ущербом или выгодой, зависящей от конкретной ситуации. Иногда более высокие уровни подпитывают примитивные, щедро делясь с ними ресурсами и возможностями. Так было в Союзе. Но чаще — стоящих на более низких уровнях тупо грабят. Так было и есть везде, кроме Союза.

Уровней организации всего семь — от уровня планетарного, до уровня семьи или рода. Характеристики крайностей вам известны, потому несложно экстраполировать и уровни города, местности, страны. Для отдельного государства почти недоступен или слишком дорог космос, для местности, области пределен уровень вертолета, для крупного города вершиной технологии можно смело считать легкий самолетик, для общины или местечка — ремонт грузовика или создание простейших сельскохозяйственных машин. Все просто. Описанные уровни существуют и работают, причем именно как уровни упорядоченности систем общественных отношений.

Почему разговор вообще зашел об уровнях организации общества, немыслимом холоде выбирающегося на волю метана и Событии, неотвратимо надвигающемся на планету?

По простейшей причине: с одной стороны, уже лет двадцать-тридцать, как разумные люди отмечают признаки глобального системного кризиса. Возникшие противоречия силами и средствами сложившейся на планете системы, решить невозможно. Возникающие по ходу развития противоречия, завели систему в тупик.

С другой стороны, столь же элементарно и то, что сообщество, сохранившее более высокую степень интеграции, более совершенную систему разделения труда, с большей эффективностью мобилизует ресурсы на ликвидацию последствий стихийного бедствия, в очередной раз ставящего цивилизацию на грань гибели.

Заметьте, годится какое угодно упорядоченное и жестко структурированное общество: хоть проникнувшееся идеалами чучхе, хоть объявленные монархисты. Лишь бы не бессильная и не способная к мобилизации горизонтально-ориентированная сетевая слизь, умеющая лишь трепать языком. Для того, чтобы выползти из грандиозных неприятностей пригодны лишь жесткие, сбалансированные и устойчивые пирамидальные структуры. Все остальные обречены.

В строгом соответствии с теорией систем, перед самонадеянными реформаторами встал выбор. Либо бессильно наблюдать качественное упрощение системы со сбросом ее компонент по матрице развития на несколько ступеней вниз, либо извернуться, и через неминуемую катастрофу выйти на новую ступень развития.

Глава Черноморской областной Рады гнал машины так, что «Панамеру» последней модели ощутимо сносило на поворотах. До визга покрышек, до шарахающих от чумного недоумка встречных и стесанного о придорожный столб левого бока лакированного лимузина.

Михайло Нечипорук спешил. Надо было успеть, любой ценой успеть заскочить домой, прихватить паспорта, драгоценности и некоторые милые сердцу мелочи. Приметную машины было ни капельки не жалко. Ее, так или иначе, все одно придется бросать. Слишком уж броская, вызывающе-откровенная в своей роскоши модель.