Анатолий Дроздов - Зауряд-врач [СИ]

— Возможно, но, скорее всего, нет. Глупо. Разоблаченный агент сдаст резидента. Полагаю, дело обстояло иначе. Агент хотел выйти из игры и сказал это Бергхарду. Тому это не понравилось, и он стал угрожать. Тогда агент достал пистолет, заставил немца написать покаянную записку, после чего застрелил, обставив это как самоубийство.

— Если так, то он незаурядный человек.

— Именно, Аркадий Матвеевич, именно. Желал бы я познакомиться с ним. Жаль, не получится.

— Почему?

— У нас нет зацепок. Никто не видел его приходящим или уходящим от резидента. Опрос обитателей соседних домов ничего дал. Прохожих на улице не случилось – время позднее. Кого прикажете искать? — подполковник развел руками. — И, главное, зачем?

— Не понял, Петр Семенович.

— А чего тут понимать? Кем бы ни был этот таинственный убийца, он сделал правильный выбор и отказался от сотрудничества с врагом. Заодно застрелил его.

— Лучше бы обратился к нам.

— Чтобы оказаться арестантом? Зачем это ему?

— Лицо, добровольно отказавшееся помогать противнику, освобождается от наказания.

— А репутация? Какое будущее ждет человека с клеймом шпиона, пусть даже бывшего? От него все отвернутся. Видимо, стрелку есть, что терять. Бергхарду не следовало упрямиться. В результате получил пулю.

— К счастью для нас.

— Не скажите, Аркадий Матвеевич, не скажите, — подполковник вновь прошелся по кабинету. — Что скажут в Москве? На протяжении долгого времени в Минске действовали германская шпионская сеть, о существовании которой наше жандармское управление не подозревало. Вывод руководство сделает однозначный. Мы с вами поедем на Камчатку следить за благонадежностью эскимосов. Другим тоже не поздоровится. Вас это устраивает?

— Никак нет, Петр Семенович! Но что делать?

— Предположим, все обстояло иначе. От своих агентов мы узнали о германском резиденте. Дождались появления его в Минске, проследили перемещения, выявив связи, а в конце приняли решение задержать. К сожалению, резидент успел застрелиться. Однако бумаги остались. В результате мы раскрыли шпионскую сеть. За резидента нас отругают, конечно, хотя не больно – ситуация сложная. Трудно взять с поличным германского офицера. А вот за разоблаченную сеть обязательно наградят. Повышение в чине, ордена… Не откажетесь?

— Никак нет, Петр Семенович! Как можно?! Но что делать? Первыми покойника обнаружили полицейские. Они-то и вызвали нас. Вдруг проболтаются?

— С полицмейстером я договорюсь. Он человек умный, к тому же не без греха, — подполковник улыбнулся. — Слыхали историю с уничтожением разбойников на Еврейской улице?

— Читал в газете.

— Полиция выдала это за свою заслугу, затребовав награды и чины. Только это неправда. Не было там полицейских.

— Кто же застрелил разбойников?

— Офицер. Проходил мимо, когда тати остановили коляску и попытались ограбить пассажирку. Недолго думая, офицер достал пистолет и положил всех. После чего сел к жертве в коляску и отвез ее домой.

— Ловко! Кто ж этот молодец?

— Зауряд-врач Довнар-Подляский. Известная личность, между прочим. Говорят, талантливый хирург, Брусилова спас.

— Как вы узнали?

— От Полякова. Давид Соломонович пожаловался мне на засилье разбойников в Минске. Его дочь и была той нечаянной жертвой.

— Елизавета Давидовна?

— Она самая.

— Повезло этому хирургу! Желал бы я оказаться на его месте.

— У вас есть свое, Аркадий Матвеевич, и оно может статься куда выигрышней.

— Понял, Петр Семенович! Что требуется?

— Поговорите с другими офицерами. Обрисуйте им ситуацию и перспективы. Вас они послушают. Я, конечно, могу приказать, но лучше, если предложение поступит от вас. Вы с ними на дружеской ноге.

— Что могу обещать?

— Если задержание агентов пройдет гладко, и мы получим необходимые доказательства, то всех причастных к операции представлю к наградам. Кого к повышению в чине, кого – к ордену. Никого не забуду.

— Благодарю, Петр Семенович! — штаб-ротмистр вскочил и щелкнул каблуками. — Непременно поговорю! Полагаю, они согласятся.

— Вот и замечательно! А я навещу полицмейстера. Не задерживаю, Аркадий Матвеевич!

Штаб-ротмистр боднул головой и вышел. Подполковник снял фуражку с вешалки и водрузил ее на голову. «Ловок этот убийца! — подумал, выходя из кабинета в приемную. — Так обставить дело! Выстрел – и концы оборваны. Как на Еврейской улице», — он мысленно хохотнул.

Адъютант в приемной, завидев начальника, вскочил.

— Прикажите, голубчик, подать мой автомобиль, — приказал подполковник.

Офицер кивнул и выскочил из приемной. «Может этот Довнар-Подляский и есть тот агент? — подумал подполковник. — Больно ловок. Нет, — решил мгновением погодя. — Зачем немцу зауряд-врач? Что он может знать в своем лазарете? Связи не просматривается. Совсем разные случаи».

Вернулся адъютант, и подполковник забыл об этой мысли. Он так и не узнал, насколько близок был к разгадке.

В семь вечера извозчик привез меня на улицу, где стоял дом Поляковых. К воротам подъехать не удалось: дорогу загромождали экипажи. Кучера сидели на облучках или толпились у колясок. Все ясно: собственные выезды гостей. Содержать их – как автомобиль с водителем в моем мире. Небедные гости у Поляковых…

— Далее не могу, — сообщил извозчик. — Звиняй, твое благородие!

— Держи!

Я протянул ему полтинник.

— Прибавить бы, — вздохнул извозчик. — На овес для кормилицы, — он указал кнутом на лошадку.

— Ей на овес или тебе на водку?

— Как можно?! — извозчик перекрестился. — Всей ей, родимой.

— Ладно, — сказал я и заменил полтинник рублем. Не буду жадничать. Лошадка у извозчика выглядит сытой, извозчик – трезвым. Пусть порадуются на пару.

Выбравшись на мостовую, я зашагал к воротам. У калитки меня встретил слуга в странном длиннополом сюртуке из зеленого сукна с позументами на груди. Ливрея? Вечер стоял теплый, и лоб слуги покрывали капли пота. Завидев меня, он поклонился.

— Чем могу служить?

— Зауряд-врач Довнар-Подляский, прибыл по приглашению Елизаветы Давидовны Поляковой.

— Проходите, господин офицер! — слуга отступил в сторону. — Вас ждут.

Даже так? Я пересек мощеный брусчаткой двор и поднялся по мраморным ступенькам монументального крыльца. Его украшали колонны с капителями. Привратник в зеленой ливрее распахнул передо мной тяжелую дверь с массивной ручкой из литой бронзы. Я вошел внутрь и оказался в большом зале. Тот был полон людьми. Важные господа в смокингах, дамы, разодетые в цветастые платья… Встречались подростки, принаряженные, но стоявшие чинно. Похоже, праздник семейный.

Гости, сгрудившись в кучки, что-то оживленно обсуждали, на мое появление не обратили внимания. Вот и славно. Подскочил официант с подносом, уставленным бокалами. В них исходило пузырьками шампанское. Я взял один и пригубил. Яркий, цветочный букет растекся по небу и языку. Брют, если не ошибаюсь. И какой! По сравнению с ним, в своем мире я пил мочу.