Борис Попов - Неожиданность. Тетралогия [СИ]

А в перерывах постараться заработать как можно больше денег! Кроме меня, никто это не осилит: ни бог, ни царь и ни герой, как это поется в Интернационале, бывшим долгое время гимном моей родины. Добиться всего можно только собственной рукой!

Ну, как-то так. Лечить, лечить и лечить! Время сильно поджимает, рассиживаться в княжьем тереме на даровых правительственных харчах мне просто некогда. Аля-улю, гони гусей, как говорили в далекую эпоху моей юности.

А еще взглянуть, как идет закладка фундамента церкви, научить кирпичников строить стены; узнать, нет ли сбоя в продаже карет и постройке ангара; посмотреть, как прижился на продаже досок покалеченный ушкуйник Ермолай с моими не очень смешными анекдотами; найти человека для замещения Матвея на пилораме во время похода.

Вот размахнулся старый дурак! Начал бы еще консервы и мясорубки делать! Нащупал что-то одно, и сиди ковыряйся до самой смерти, а то размахнулся — ни на что не похоже. И спишь явно лишка — аж по восемь часов в сутки! Леонардо Да Винчи и Никола Тесла больше двух часов на эти излишества не тратили. Остальное время работали. Наполеон говорил: «Нет времени спать, когда вокруг так много великих дел!» А ты тут дрыхнешь без ума, и хочешь обогатиться не на шутку. Ну, чего расселся тут, нахальная рожа из 21 века? Иди работай, бездельник!

Я вновь подошел к кровати и прервал неторопливую беседу Мстислава с боярином, хмуро буркнув:

— Место дайте, мне работать надо.

Богуслав сразу пересел за стол, освободив табуретку, князь стал внимательно изучать мое медицинское лицо — не шкоду ли какую удумало местное светило полостной хирургии. Вдруг сейчас брякнет: побольше всяких лишних органов надо больному отрезать, в основном детородных. Хватит государю и одного ребенка!

А мне княжий светлый образ был ни к чему, мое дело — оперированный живот. Начал работать. С точки зрения стороннего наблюдателя я ничего не делал: не махал руками, не бормотал заговоры, даже не молился в конце концов! Как лекарь, тоже себя никак не проявлял: не мял больного, не пытался залить в него настойку гадких травок (поди сам выжрал, лекарская паскуда!), не примеривался оттяпать здоровенным ножом что-то явно очень нужное. Просто сидел и смотрел, и ничего больше. Явно отсиживает, сволочь, оговоренные договором часы.

Первым делом забил тромбами несколько подкравливающих сосудов. Хоть и меленькие, а все убыток. Затем подавил многочисленные очаги инфекции, разбросанные по всем швам, и внутренним, и наружным. Мелкие, но много.

Затем резко усилил иммунитет. Теперь микроорганизмам не поздоровится. Организм кого убьет, кого просто съест — у него на это ориентирована туча разных клеток. За миллионы лет эволюции они были отработаны в совершенстве. У кого это не получилось, сгинули во тьме времен.

Но бактерии, вирусы и грибки тоже не терялись, и очень быстро подстроились: стали похожи на собственные клетки, и иммунный ответ начал запаздывать. Враг подкрадывался незаметно — волки в овечьей шкуре. И пока оборонительные системы учились распознавать нового противника, тот бурно размножался. А ведь надо еще и отработать убийственный ответ.

Истребить всех чужих нельзя, несут массу полезных функций, особенно в кишечнике. Вот и приходится клеткам-киллерам делить вредный-полезный очень часто по-новому. Микроорганизмы превосходят в изменчивости защитников в сотни раз. Поэтому я умничать не стал, и усилил иммунный ответ только на тех, кто уже взялся обживаться на свежих ранах. Как говорят англичане, поставил все точки над «И», и все черточки над «Т». Система «свой-чужой» заработала безукоризненно, и посильнее прежней. Вроде как вместо молотка, я для удара выдал кувалду, а вместо обычного кузнеца поставил богатыря-молотобойца. Вдобавок и я рядом — подсунется кто-то новый, не охваченный моими заботами, немножко перестроимся и раскатаем в блин эту гниду!

Видимо, времени на все это ушло немало, и Мстислав начал ныть и капризничать, как избалованный ребенок — дескать он устал и измучился просто неимоверно, а я ничего не делаю, просто гляжу, и чего там увижу, совершенно никому неизвестно.

Да, передохнуть будет и неплохо. Я расслабился, встряхнул руками, несколько раз глубоко вздохнул и прикрыл глаза — тоже с непривычки устали.

Князя мои манипуляции не впечатлили, и он взялся ныть дальше, о том, как ему хочется пить и есть. И давно уже пора вставать — ведь самочувствие-то сносное! Ну вот, вроде и передохнул, и глаза перестали болеть — можно работать дальше. Негромко спросил:

— Ты, князь, хочешь в кровати месяц проваляться и остаться больным навсегда из-за нескольких дней? Не буду тебе мешать. Ты государь, а я мелкая сошка, что за лекарь такой, тебе указывать? Поэтому разреши мне откланяться, так лечить не умею.

На этих словах я встал и начал имитировать желание уйти. Будет артачиться дальше, придется временно подавить волю по-нашему, по-волхвовски.

Мстислав сломался сразу.

— Да чего ты, я просто спросил…

Звучало это, примерно, как — я нечаянно. А за нечаянно бьют отчаянно! И чтобы князь не морочил голову и не измысливал всякие глупости, его надо попрессовать еще чуток.

Боярин, видимо, пришел к тому же выводу, и внес свою лепту.

— Человек тебе, Мстислав, жизнь спас, большое дело сделал.

— Другие тоже лечат! — огрызнулся молодец.

— Лечат. Еще как лечат эти лечцы-резалники! То руку оттяпают, то ногу. И теряют при этом половину раненных. А внутрь живота ни один и не лезет. Знают — дело гиблое! Владимир один такой лекарь на всей Руси, кто не боится рискнуть. Может потом и другие научатся. А сейчас только он один умеет, по сути ведет за собой передовую дружину.

— Есть же люди, выживают и без всякого лечения!

— А ты их видел?

— Ну, рассказывали…

— У них обычно раны неглубокие, поверхностные, кровят чуть-чуть, ненамного хуже царапин. Намочи это дело водкой, и можешь забыть о нем навсегда. У тех, у кого из брюха, вываливаются кишки, ни единого шанса не то что выздороветь, а даже хотя бы выжить и быть навсегда прикованным к постели нет.

— Но бояре же кишки мне вправили!

— И этим приблизили твою гибель. Они сроду нигде не воевали, а меч берут в руки, только чтобы им подпоясаться, для парадного выхода. А твоя рана была гораздо хуже той, что от острого клинка или стрелы. Медведь изодрал тебе весь живот в лоскуты. Володя сначала промыл все внутренности в соли, чтобы заразу, которую в тебя преданные бояре запихали, извести, а потом я держал, а он твои обрывки из отрывков штопал. Никто другой бы за это и не взялся. А ты начал тут ныть — я устал, я хочу к мамочке, дайте дитятке пряник побольше. Тьфу! В общем все! Мы идем ко мне пить водку, охранников я тоже забираю, и твори тут, перед тем, как подохнуть, что хочешь!