Борис Попов - Неожиданность. Тетралогия [СИ]

Повалявшись и поразмыслив, я удивился своеобразности своего выбора. Чем мне не угодили русские народные песни? Почему из всех них пролезла одна береза? Ладно, не прокатили «Валенки», непарнокопытным они ни к чему, и песенка об этой обуви будет чужда кентаврам, не пошло в ход «Гори, гори ясно, чтобы не погасло» — неведомо, как отнесутся потомки травоядных к идее большого огня, чреватого страшным степным пожаром, но что смогло помешать блеснуть «Калине красной» или «Порушке-Паране»?

И почему из всех отечественных композиторов такое преимущественное право на две песни, которые, возможно, спасут наш мир, получил израненный герой Отечественной войны 1812 года, кавалер трех орденов и автор двухсот романсов (и это, не считая крупных произведений!) Александр Александрович Алябьев?

Совершенно не понимаю!

Полярник сидел тихо, видимо опять нырнул в Интернет. Еще за завтраком он рассказал мне, как его увлекает работа в этой системе.

— А у вас что, такой нету? — подивился я упущению этой важной вещи высокоразвитой цивилизацией.

— Конечно есть. Но наш уж больно какой-то весь прилизанный, приглаженный, выхолощенный. Чуть подумаешь о чем-то и вся нужная информация уже у тебя в мозгу. Нету борьбы, поиска, азарта, удовлетворения от получения результата.

Мне оставалось только завистливо вздохнуть. Я бы охотно пожил сейчас по-простому, без опаснейшей и лишней борьбы, как-нибудь очень прилизанно и этак приглаженно.

Кстати, есть тема для полнокровных и азартных занятий инопланетянина.

— Слышь, Боб, а чего там пишут про наличие на Руси кентавров? Я думал это чисто греческая выдумка. Наши их еще китоврасами какими-то неведомыми кличут, погляди, что за словечко такое.

— Минуточку!

Прошло минут десять до того, как звездный странник вынырнул из неистощимых закромов Всемирной Паутины.

— Кентавры упоминаются в русских сказаниях начиная с 11 века. Они долго мелькают на фресках церквей, причем отнюдь не среди сатанинской нечисти. Первым из них был Полкан-Китоврас.

— А за что это его таким собачьим именем наградили?

— Это уж потом так собак в его честь стали называть, чтобы псы росли такими же, как и он — отважными и сильными. А Полкан, Полкон или Полу конь, это то ли имя, то ли обозначение его естества.

— А китоврасы?

— Русский синоним слова кентавр.

— Вот оно как… А какие песни они считали душевными?

— Очень ценили арии Орфея, сына Аполлона, написанные и исполненные им самим. Много сотен лет прошло с той поры как жил великий певец, но равного ему по таланту композитора и исполнителя пока не рождалось.

— Мы, боюсь, тоже послабее будем, да и гомосексуализмом не увлекаемся, — припомнив миф про Орфея, заметил я.

— Он же, чтобы Эвридику, свою жену, выручить, аж в царство мертвых пошел! — возмутился Боб.

— А после того, как не выручил, в женщинах разочаровался, и начал усиленно учить юношей любви к мужчинам. То есть, говоря на грубом языке 21 века, взялся склонять их к пассивной педерастии.

— Не верю!

— Проверь, — равнодушно сказал я. — Всю Северную Грецию этому выучил, основоположник, можно сказать, такого обучения юношества.

Боб притих, видимо занялся проверкой.

Подошли Олег с Таней. Говорить стала более решительная богатырка.

— Хозяин, мы петь не будем!

— Что ж так? Хотя вы же наемники! Денег у вас сроду не было и нет, платье Татьяне оставят, а оборотень высунет хвост из дырки в трусах, да и побежит. А на общее дело вам наплевать.

— Зря обижаешь. Мы бы спели, только у меня голос сразу на какой-то визг срывается, а волчок уже на середине первого куплета, как пес под дудочку выть принимается, не выдерживает звуков собственного пения, хотя и находится в человечьем обличье.

— Покажите, — не поверил я. Поди поют, как все поют, а тут жеманничать начали, в стыдливость взялись играть!

Повизжали и повыли. Хм, не обманывают. Так для слушателей петь нельзя.

— Ладно, идите, чего ж с вами поделаешь…

У кентавров поднялся шум. Пора! Я собрал наших в кучу и спросил:

— Кто первый будет петь?

— Пой ты, Володь, — скомандовал Богуслав, — у тебя все-таки голосина невиданная, может сразу ей китоврасов ошеломишь, не придется нам позориться.

— А может мой голос именно после ваших голосков и блеснет? — решил поумничать я. — В мое время на выступлениях именитых певцов вообще так было принято: вначале выпустить на сцену второстепенные голосишки, а уж к концу блистал сам мастер.

Но тут народ разорался, и я пошел звать слушателей.

— Вы чего там голосите? — поинтересовался Хирон. — Распеваетесь?

— Распелись уже, — мрачно буркнул я. — Идемте, возле нас встанете.

Галдящие китоврасы вновь окружили нашу ватагу кольцом, притихли (какие они все-таки шумные!), и концерт начался. В связи с тем, что грабители поголовно говорили басом — сказывалась увеличенная и уплощенная против человека грудная клетка, я выбрал самый высокий тенор-альтино — удивим этаким нестандартным для них вокалом.

Во поле береза стояла,

Во поле кудрявая стояла,

Люли люли стояла,

Люли люли стояла.

К концу я уже выдавал такие рулады, что ахнешь!

Я ж пойду погуляю

Белую березу заломаю.

Люли люли заломаю.

Люли люли заломаю.

Срежу с березы три пруточка

Сделаю три гудочка

Люлю люли три гудочка

Люли люли три гудочка.

Конечно, незатейливо, да зато как душевно!

Но кентавры оценили эту вещицу иначе.

— Зачем было ломать дерево? Из-за дурацких трех дудок? Собрался в три горла дудеть?

Что ж, не прошел фольклор, выставим классику. В этот раз загудел привычным для слушателей низким басом-профундо.

Вечерний звон! Бом! Бом! Вечерний звон!

Как много дум наводит он! Бом, бом.

Выражение лиц конелюдов представляло собой смесь равнодушия и скепсиса. Конечно, где тут в этой степи проникнешься прелестью колокольного звона! Тут и церквей-то близко никаких нету.

Резерв! Затянул колоратурным контральто:

Соловей мой, соловей

— перешел на плавающее сопрано:

Га-а-ала-а-асистый са-а-алавей!

Женская прелесть тоже никого не вдохновила. Разгром был полный!

Хирон сказал:

— Ты, конечно, голосист, и арии у тебя заманивающие, но душевной жилки в тебе нету. Нету притягательного огня, одухотворяющего пение. Иди отдохни.

Дальше пошло еще хуже. Кузимкула, Венцеслава, Наину и Фаридуна кентавры отсекли сразу за попытку исполнения песен на непонятных для них языках — душевности все равно не будет. Попытки иноязычных народов пристроить тексты с переводами были безжалостно пресечены.

— Много языков знаем, — басил стоящий справа от Хирона Агрий: — греческий, латинский, русский, печенежский, половецкий, неплохо понимаем и хазарский, но таких странных наречий, как у вас, и не слыхали, и не ведаем.