Макс Мах - История Золушки [СИ]

"Умереть - не встать!" - выдохнула Кира после первой стопки.

Ей совсем не хотелось напиваться. Напротив, на предстоящую ночь у нее имелись куда более увлекательные планы, чем упиться и спать. И отказываться от них Кира не собиралась.

"Ни в коем случае, - решила она, и следующую рюмку едва пригубила. - Полетаем!"

Однако ей противостоял опытный и изощренный мужской ум. Львов, как ни в чем ни бывало, опрокинул в себя восемьдесят грамм старки, такой крепкой, что ею вместо бензина можно было заправлять авиадвигатели, плотоядно ухмыльнулся, кинув быстрый взгляд на едва початую стопку Киры, и тут же, встав из-за стола, провозгласил тост за Государя императора.

За царя офицеры пьют, стоя и до дна, так что у Киры, собственно говоря, и выбора не осталось. Встала и выпила. Но и за истребителей, как не выпить! И за русскую армию, и за победу, и " за тех, кто в море "... Ну, и за павших, наконец.

Полк стоит, глаза потупив,

Тень от летчиков в пыли...

Дело стремительно приближалось к десерту, - нечувствительно "пролетев" сквозь гороховый суп со свининой и соленую свинину с картофелем, когда Кира неожиданно обнаружила, что "это все".

- Умерла, - сказала она неживым голосом и, не меняя позы, начала заваливаться набок.

Но упасть ей не дали.

- А говорили, умеете пить! - Львов поймал Киру налету, поднял на руки, так что даже голова закружилась, как от петли Нестерова, побаюкал, словно дитя малое, и вдруг спросил:

- А как же баня?

"Баня? - идея показалась Кире заманчивой, ведь с потом из организма выходит также и алкоголь. - Баня - это правильный выбор. Это наш ответ атлантистам, и всем вообще!"

- Что, серьезно? - удивленно переспросил Львов, поднося Киру к самым глазам, словно хотел прочесть мелкий шрифт. - Вы думаете, окаянцы оценят наш демарш?

Оказалось, она думает вслух.

- Ну, и хрен с ним! - решила Кира, то ли все-таки "в уме", то ли опять же во весь голос. - Наше поколение выбирает сухой пар!

И мимолетно удивившись, как у поручика хватает сил нести на руках такую дылду, как она, - метр семьдесят шесть, как никак, - снова отключилась...

Очнулась Кира уже в бане. От сухого жара, от щекотавшего кожу пота, струйками стекавшего по лбу, плечам, между грудей...

"Я что голая тут сижу?!" - выходило, что Львов понял ее дословно и притащил в баню, несмотря даже на состояние "умерла".

"Лучше уж сразу в постель..."

Кира приподняла веки и огляделась. Парилка оказалась довольно просторной, хотя рассмотреть подробности в полумраке было сложно. Сумрачно и жарко, аки в аду, и по-адски же кондово, в смысле, просто и без изысков. Тесаный и битый камень, гладко струганное дерево, какие-то бадейки и ушаты, огненные блики на стенах, игра теней...

- Э... - прочистила Кира горло. - Мы тут как?

- Уточните, пожалуйста, ваш вопрос, Кира Дмитриевна! - сразу же откликнулся Львов.

Он сидел на полке прямо напротив. Потел. И тоже был, разумеется, в чем мать родила. А родила его мать, если честно, не в рубашке.

- Я имею в виду... Мы все еще товарищи по оружию? - задавать этот вопрос, сидя голышом перед своим "не вполне одетым" подчиненным, было непросто, но Кира справилась. - В смысле, как офицер с офицером?

- Ваш выбор, - пожал широкими плечами Львов.

"Мой..." - сейчас она наконец его рассмотрела.

Львов, как и предполагалось, оказался хорошо сложен, сухощав, мускулист. И у него была чертова прорва шрамов на теле.

"Эк тебя, Львов! Без всякой жалости... Но и ты хорош! Такое тело надо любить, холить и лелеять..."

- Меня зовут Кира, - отбросив вместе со стыдом последние сомнения, сказала она вслух.

- А меня Яков, - он встал и шагнул к ней.

- У тебя железная воля! - оценила она мгновенные перемены, произошедшие с его организмом после ее слов, и тоже встала.

- Я истребитель, - пожал он плечами. - И у меня отменная выдержка и быстрая реакция.

- Не хвастайся! - потребовала она, позволяя ему себя обнять. - Я тоже истребитель!

"Истребитель... Ох, ты ж!"

Его кожа, казалось, была раскалена, словно противень в хлебной печи. Прикосновение обожгло, но эта была правильная боль. Ее можно было снести. Ее стоило испытать...

"Ну, к этому все и шло, не так ли?" - подумала она лениво, нежась в объятиях заснувшего поручика.

Впрочем, слово "нежиться" не вполне подходило к тому положению, в котором Кира проснулась мгновение назад. В смысле, лежать под мужчиной ей было не так чтобы удобно, но и размыкать крепкие объятия Львова категорически не хотелось.

"Однова живем!" - утешилась Кира, гася последние сомнения, если таковые все еще проживали в ее душе. В конце концов, все эти "сомнения и сожаления" - не более чем привычка. Дань воспитанию, никак не больше.

"Львов..." - но она уже знала, разумеется, что никакой он не Львов, хотя и не знала пока его настоящего имени.

"Ну, да! Ведь он обещал мне все рассказать!"

Так и сказал давеча, мол, все узнаете, Кира Дмитриевна, но в свой черед. Однако с ним и так все понятно. Без "уточнений и примечаний", так сказать.

"Граф какой-нибудь или князь... или еще кто... В общем, литерный, так их, кажется, называют..."

Мог, к слову, оказаться и герцогом или даже "бери выше". В войсках ходили упорные слухи, что и кто-то из великих князей находится в первой линии, но воюет, конечно же, инкогнито, чтобы враг не слишком ликовал в случае его гибели. Сказать, откровенно, в большую часть этих историй, рассказываемых обычно в часы затишья и под известным градусом, Кира не верила. Но достоверно знала, что кроме обычных аристократов, каких, к слову сказать, было совсем немало и в армии, и на флоте, имелась так же некая неизвестного состава группа офицеров, имена которых никогда командованием официально не озвучивались, а служба - по невнятным, но наверняка основательным причинам - императорским двором не приветствовалась. Так и выходило, что какой-нибудь остзейский барон - знала Кира пару таких пилотов из прибалтийских провинций, - ходит в двадцать восемь лет в полковниках и как рождественская елка игрушками увешан орденами и знаками отличия, а другой, - да, вот хотя бы тот же Яков Иванович Львов, - сколько не воюй, все равно поручик, и только.

"Да, и Бог с ними, с наградами! Разве они красят мужчину?!"

Главное, Кире было сейчас удивительно хорошо. Вернее, ей было замечательно хорошо, и это совсем не удивительно после того, что произошло между нею и поручиком. Волна страсти накрыла их еще в бане, но, видно, оба слишком долго ждали этого мгновения, и первым приступом дело не ограничилось, хотя, видит бог, все получилось, как надо, и даже лучше того. То есть, там и так, как и где ей хотелось. В другой ситуации и с другим мужчиной этим вполне можно было бы и ограничиться. С другим, но не со Львовым, вот в чем дело. Безумие налетело мгновенно, обдав жаром, словно из печи дохнуло, и в то же время захватив дыхание - как при прыжке в прорубь, и уже не отпускало их - ее и его - ни в бане, ни на холодных лестницах замка, ни в хорошо протопленной спальне, в растерзанной постели, - везде.