Василий Сахаров - Сын атамана [publisher: МедиаКнига]

Вечером 10-го сентября отряд полковника остановился на ночь в Обливенском городке. Сначала хотели двигаться дальше, так как атаман городка встретил князя и его офицеров хлебом-солью и принес клятву, что пришлых людей в городке было три десятка, и все они, прослышав про отряд Долгорукого, давно разбежались по речным плавням. Однако один из черкасских старшин, ранее проживал в этом городке. Он вскрыл обман атамана, а затем быстро отделил старожил от беглецов, которых оказалось почти двести человек.

Князь был в ярости. Его посмели обмануть! Поэтому обливенских казаков, невзирая на награды и возраст, секли словно холопов, а над пойманными беглецами издевались уже с выдумкой. За прошедшие деньки бравое офицерство пресытилось простотой и требовалось что-то необычное, дабы распалить в себе интерес к происходящему действию.

После проведения экзекуций двигаться в другую станицу смысла уже не было, и слуги государевы решили ночевать в Обливенском. Настроение Долгорукого заметно улучшилось, двести беглых в один день это хороший улов, а завтра князь собирался разделить отряд на три части и развернуть ловчую сеть шире.

И вот, докуривая последнюю перед сном трубку, довольный жизнью вообще и собой в частности, князь Юрий стоял у раскрытого окошка атаманской избы и, глядя на затаившийся ночной городок, размышлял:

«Нет, все же не могут холопы по достоинству оценить гениальности Петра. Не хотят ценой собственной жизни, во славу государеву, строить верфи, города и заводы, и не желают принимать новые обычаи. Одно слово – быдло. Ничего! Мы заставим этих глупцов отречься от старых порядков и просвещенную Европу уважать, как мы – русская аристократия, ее уважаем. И эта чернь смеет вспоминать времена Ивашки Грозного? Рабы говорят, что надо свое делать, а не иноземное отребье и порядки на Русь тянуть? Чушь полнейшая! Правильно государь-батюшка всех бунтовщиков к ногтю прижимает – ведь иначе никак нельзя. А то сегодня они старое возрождают, что-то свое мастерят и изобретают, а завтра вольностей древних потребуют и вспомнят что их предки не холопами и крепостными, а вольными людьми были».

В очередной раз, прокрутив в голове сегодняшний день, князь отправился спать.

Ночью все еще было жарко, и пропотевшие за день драгуны ходили перед атаманским жильем, охраняя покой спящих командиров: полковника Долгорукого, майора князя Несвицкого и поручика Дурасова. Другие офицеры и прикомандированные чиновники: майор Матвей Булгаков, капитан Василий Арсеньев с двумя сыновьями-офицерами, подьячими и писарями, расположились в соседних казачьих дворах. Что касаемо донских старшин, они остановились на постой в приказной избе, на другой стороне невеликого городского майдана. Этих охраняли азовские казаки и верные подручники.

Вскоре господа офицеры, чиновники и старшины заснули, а драгуны и казаки, стоявшие на карауле у войсковой избы и других мест, выбранных для ночевки, лениво бродили по дворам и клевали носами. Все спокойно. Еще одна станица и еще одна ночь.

Вдруг, где-то совсем близко завыл волк, а ему в ответ, сразу же, отозвался другой. Начальник охраны, пожилой и многое повидавший в своей жизни крепкий сержант, невольно вздрогнул. Он почуял неладное, переглянулся со стоявшим рядом казаком из свиты Ефрема Петрова и спросил:

– Что такое? Для волков время еще не то…

Казак потянул из-за пояса пистоль и ответил:

– Думаю, что это другие волки, на двух ногах, которые…

Сержант хотел закричать, поднять тревогу, но не успел. Позади него и казака с пистолем поднялись две тени, которые ножами одновременно ударили караульных в шею, и оба охранника, уже мертвые, опали на землю. Из дворов и проулков появились новые ночные тени. Это были запорожцы и вернувшиеся на Дон казаки Булавина. Восставшие стремительно врывались в хаты, где так же, молча, без криков, убивали царских офицеров, солдат и казаков, изменивших своему Войску.

Однако не все прошло гладко. Раздался оглушительный свист, и ночную тишину разорвали ружейные и пистолетные выстрелы. Разбуженные шумом князь Долгорукий и офицеры вскочили с постелей и схватились за оружие. Прошла минута, а за ней другая. Сначала на улице слышался шум схватки, но он быстро затих, и опять наступила тишина. Напряженные офицеры, сжимая в потных руках палаши и пистолеты, стояли посреди избы.

– Тишка… – закричал князь денщику. – Свет давай!

Тишка, невысокого роста пожилой дядька, кинулся зажечь лучину. Но в этот момент сквозь узкие окна и внезапно слетевшую с петель крепкую дубовую дверь в комнату ворвалось несколько нечеловечески быстрых и гибких людей с длинными кинжалами в руках. Офицеры ничего не успели, ни выстрелить, ни палашом взмахнуть и, не давая врагам ни единого шанса, в считанные секунды нападавшие порезали их как баранов.

Прошло несколько минут. Обезображенные трупы Долгорукого и его офицеров валялись у крыльца избы. Вокруг них стояли казаки, как булавинцы, так и местные жители. Среди них появился Кондрат, который двигался вместе с конным авангардом своего войска и первым, полчаса назад срубив царского драгуна из конного дозора, вступил в бой.

Атаман оглядел разгоряченных боем людей и потиравших побитые бока обливенских казаков. После чего взглянул на труп князя. Что-то, совершенно неслышно для окружающих, прошептал, и приказал сбросить вражеские трупы в волчьи ямы за городком. Собаке – собачья смерть и такие же почести после нее.

Войско Донское. Черкасск. 12.09.1707.

Уничтожать карателей меня не взяли, хотя я и следовал в авангарде нашего войска вместе с отцом. Но это и понятно, молод еще. Батя оставил меня с вьючными лошадьми и занялся конными вражеским дозорами. А запорожские пластуны и умельцы из отряда полковника Лоскута, который увеличился до полусотни, в это время вырезали отряд Долгорукого.

Ладно, это все дело прошлое. Сегодня передовые части восставших войск подошли к Черкасску. Ожидалось, что предстоит осада донской столицы, но разведка войскового атамана Лукьяна Максимова прошляпила наше появление, а может быть, мы двигались слишком быстро. Не суть важно. Главное – ворота Черкасска были открыты настежь и под радостные крики голутвенных и многих старшин мы вошли в городок. Впереди отец и его близкие соратники, а я с охраной следом.

Первым делом направились к дому войскового атамана. Лукьян Максимов был растерян, подавлен и нас не ждал. В большой спешке он собирал свои пожитки и добро. Видимо, пытался отправить их в Азов вместе с семьей, под защиту тамошнего губернатора Толстого. Но было поздно. Мы уже здесь, и когда въехали в его двор, я увидел крепкого рыжего человека в зеленом кафтане, который тянул к телеге богатый персидский ковер.