Василий Панфилов - Эффект бабочки

— Чем больше богов, тем лучше, белый господин, — на полном серьёзе заявил он мне, — я и своих не забываю.

Словом, пока мы плывём по реке, всё здорово — наблюдение за животными, птицами и экипажем судёнышка да разговоры. Местные просвещают меня, густо мешая правду с фантазиями и откровенной ложью. Это не со зла, а что-то вроде национально спорта, равно присущего представителям любой из этнических общин Джорджтауна. В ответ просвещаю их по части обычаев европейских, примерно в том же стиле.

Стоит приблизиться к берегу или вовсе остановиться, как налетают тучи москитов. Не спасает плотная одежда, накомарники и вонючая мазь. Единственное, что радует меня в такой ситуации, так это действующие прививки от малярии и жёлтой лихорадки, да наличие хинина [66] [66] Хинин (C20H24N2O2) — основной алкалоид коры хинного дерева с сильным горьким вкусом, обладающий жаропонижающим и обезболивающим свойствами, а также выраженным действием против малярийных плазмодиев. Это позволило в течение длительного времени использовать хинин как основное средство лечения малярии. Сегодня с этой целью применяют более эффективные синтетические препараты, но по ряду причин хинин находит своё применение и в настоящее время. в аптечке.

— Сагиб, — трогает меня Сабхаш, — причаливать будем.

Со вздохом напяливаю на себя шляпу с накомарником и закатываю рукава рубашки. Судёнышко, раздвигая носом прибрежные заросли, причаливает к топкому берегу.

Несколько минут тратим на прорубание дороги, орудуя мачете, и здесь я работаю наравне с остальными членами экипажа. Я и на лодке не от лени валяюсь, просто не хочу мешать слаженной работе.

— Сагиб сильный, — говорит Сабхаш, после чего начинает смущённо хихикать. Смеются и остальные, тыкая пальцами в Сабхаша. Ну да это местные заморочки… чтобы понять их, нужно прожить в Джорджтауне не один год, причём желательно именно в этой общине.

Для ночёвки выбрали небольшую возвышенность, заросшую невысоким кустарником. Вырубаем круг метров десяти диаметром, стараясь убрать растительность едва ли не до земли.

— Змея, — тыкает общительный Сабхаш, — очень ядовитая.

— Паук, — раздаётся его голос полминуты спустя, — очень плохой. Умирать редко, болеть долго-долго.

Иногда вклинивается индеец, которого мало смущает слабое владение английским. Сэмюэль считает, что если его не понимают, то нужно повторять слов и фразу раз за разом, постепенно повышая голос. Потому лекции нашего проводника получаются чрезвычайно шумными и выглядят примерно так:

— Большая зелёная… плохая.

— Большая зелёная… плохая!

— Большая зелёная… плохая!!

Потом кто-то из членов экипажа догадывается, что речь идёт о ядовитой лиане и растолковывает остальным. Лицо индейца в такие моменты аж светится. Мне он напоминает увлечённого преподавателя, которому удалось донести до тупоумных студентов очередную Истину.

Вырубается растительность не только понизу, но и поверху. Свисающие лианы представляют собой нешуточную опасность — чем их больше, тем больше шансов, что сверху упадёт змея или ядовитая сороконожка.

Полчаса спустя площадка расчищена, а я чувствую себя как после полноценной тренировки. Физическая нагрузка невелика, но высокая влажность и духота дают о себе знать.

— Помыться, сагиб? — Интересуется Сунил, я киваю. С мытьём тоже проблема — в речной воде полно паразитов, так что воду для мыться и питья нужно либо кипятить, либо… Сунил перерубает лиану и начинает осторожно поливать меня вытекающей оттуда водой.

Быстро ополаскиваюсь и одеваю чистую одежду. Грязная, пропотевшая за день, споласкивается индусами в реке, а позже отправится в большой котёл для кипячения. Ткань от этого портится за считанные месяцы, но в джунглях опасно быть неряхами.

Царапины, порезы, потёртости и укусы насекомых заживают здесь неделями. Банальный порез травой может привести к нагноению и оставить шрам, будто от ножевого боя.

— Завтра, — обратился ко мне Сэмюэль, широко улыбаясь пеньками почерневших зубов, — будем в деревне.

Примитивный бревенчатый причал с зияющими щелями, сквозь которые виднеется застоявшаяся вода, не внушает доверия. Гляжу под ноги, опасаясь оступиться на подгнивших брёвнах, и пропускаю момент, когда из-за примитивных хижин со стенами из циновок вылетает свора тощих, облезлых собак.

Сэмюэль, сделав шаг вперёд, впечатывает босую ногу в живот крупному кобелю, отчего того отбрасывает метра на два назад и на метр вверх. Свора тут же испаряется и в дальнейшем не причиняет хлопот, дружелюбно виляя хвостами и охотно подставляя покрытые лишаями головы для почёсывания.

Местные индейцы подходят осторожно, боязливо поглядывая на меня и особенно — на монструозных размеров кобуру с древним револьвером, висящую у меня на боку. После нескольких слов Сэмюэля туземцы успокаиваются и начинают вести себя, как с давно не виденными дорогими родственниками. Панибратства нет, но отношение самое дружелюбное, индейцы охотно помогают при разгрузке лодки, крикливо обсуждая каждую подвернувшуюся мелочь.

К разгрузке лодки они относятся не как к работе, а скорее как маленькие дети, встречающие мать после похода на рынок. В глазах нетерпение и восторг, диковинные для себя вещицы могут обсуждать по несколько минут, забыв о разгрузке и столпившись вокруг.

Индусов здесь знают и похоже — любят, детвора подбегает, дёргая тех за штанины и получая дешёвые леденцы. Детишки грязные, что кажется поразительным при жизни у реки, причём грязь на первый взгляд многодневная.

Не моются? Да нет же, вот плещутся чуть выше по течению, ничуть не опасаясь парочки кайманов неподалёку. Или одно дело плескаться и другое — целенаправленно смывать грязь? Ломать голову над загадкой грязной детворы не стал, активно включившись в разгрузку и общение.

Из Джорджтауна меня вывезли на попутке, причём Леванья не вдавалась в подробности.

— Для них ты просто попутчик, — коротко сказала женщина, прощаясь, — большего им знать и не обязательно. Не уверена, что тебя могут связать с Посланцем Махатм, но лучше перестраховаться.

Обычное судёнышко из тех, что не назовёшь полноценным судном, но и лодкой назвать проблематично. Метров восемь в длину, но достаточно узкое. Снабжено судёнышко короткой мачтой с широким парусом и старым, плохо отрегулированным мотором, от которого так несёт парами бензина, что рядом опасно не то что курить, но и дышать.

На Демераре таких сотни, если не тысячи и выполняют они самые разные функции — от торговли, которой занимаются мои индусы, до рыбной ловли, контрабанды и личного транспорта деревенских вождей и богатеев.