Алексей Ивакин - Время возвращаться домой [СИ]

- Откуда вы знаете?

- Вы забыли, я все-таки профессор педагогики! - Шпильрейн произнес эти слова, гордо подняв указательный палец к ночному московскому небу. - А в прошлом... В прошлом я был, между прочим, психотехником, пока ваш товарищ Сталин не разогнал педологов и наш институт. А мой брат, правда двоюродный, так вообще получил инфаркт, после того, как закрыли его журнал, в котором он трудился главным редактором. Получил и умер.

- Что-то мне не очень нравятся такие речи, - сухо ответил Алексей.

- Ну, так пойдите и донесите на меня в НКВД. Ходить далеко не надо, одиннадцатый подъезд буквально напротив.

- А причем тут одиннадцатый подъезд? - не понял лейтенант.

- Вы еще многого не знаете об этом доме, - вздохнул Шпильрейн. - Если бы вы породнились с Карповыми, то узнали бы такое, отчего, конечно, стали бы спать меньше.

- Очень вы витиевато говорите...

- Просто много мыслей, и высказать их я не успеваю. Тем более, немного выпивши... Я вас, наверное, задерживаю? Вам хочется сейчас побродить в одиночестве, встретить рассвет, написать глупое стихотворение? Это все гормональные реакции. И ради Бога, сдвиньте ваши ноги, мне неудобно сидеть. Я понимаю, что после прогулки с прелестной барышней у вас ТАМ все распухло и болит, но вы заняли почти всю скамейку...

Лейтенант быстро покраснел и мгновенно сменил позу, положив ногу на ногу.

- Простите меня великодушно, - улыбнулся Шпильрейн. - И не краснейте - что естественно, то не без образа Яхве.

"Он еще и мракобес религиозный", тоскливо подумал Алексей. И начал придумывать причину для того, чтобы сбежать.

- Впрочем, я зачем-то нагружаю вашу голову бесполезными для вас идиомами, юноша. Если вы хотите уйти - идите. И никогда не придумывайте оправдания своему поведению. Просто делайте то, что вы хотите. Получите по желанию. Идите, товарищ лейтенант, я вас не хочу беспокоить. Только помните, будущего у вас с Оленькой - нет.

- Это еще почему? - Алексей аж вздрогнул от этих слов.

- Я умею бывать в БУДУЩЕМ. Увы, не сам, но с помощью моих подопытных. Я вам уже говорил, что ВАШ товарищ Сталин разогнал психотехнику и педологию?

"Он еще и сумасшедший", мелькнула мысль, но что-то такое было в голосе профессора, что лейтенанта остановило.

Это "что-то" было спокойной уверенностью знающего человека.

- Еще до революции я побывал на лекциях Зигмунда Фрейда. Вы слышали о нем? О! Мощный человек! Человек, который перевернул мир, хотя мир этого еще не заметил. Есть два человека в этом мире, которые смогли его перевернуть. Наш Христос и наш Фрейд. Да, забыл - вместо Христа у вас сейчас Ленин, но это неважно. Важно другое: когда я вернулся в Россию, началась война. Потом революция, потом опять война. Но мы все равно работали, даже в отрыве от цивилизации. Москва стала третьим, после Вены и Берлина, центром психоанализа. Пока к власти не пришел товарищ Сталин. И, надо сказать, он правильно сделал, что запретил нам ЭТО. Кто знает, до каких адских глубин мы бы докопались...

Когда я был молодым, а это было очень недавно, я был делегатом Первого психоневрологического съезда. Там выступал бывший товарищ Бухарин, чтоб ему в аду гореть до скончания времен. И знаете, что он сказал? Дословно я не воспроизведу, но он сказал так... "Мы должны создать нового человека. Человека, который по зову партии готов идти на завод или взять в руки винтовку. Нам нужна миллионная армия людей, которые без раздумья выполнят любой приказ партии. Нам нужны человеческие машины". И вы знаете, я с восторгом слушал его. Мы получили карт-бланш для исследований. Впервые в истории человечества, государство обратило свой взор на психологическую науку. И мы работали... Работали и получали результаты. Результаты, от которых я прозрел. И я искренне рад тому, что нас, психотехников - запретили.

Нет, никого не посадили. Только мой бедный Исаак внезапно умер. А некоторые бесследно исчезли. Правда, я исчезнувших иногда видаю, здесь, в Москве. У некоторых уже шпалы на красных петлицах. Я вас еще не утомил? Тогда слушайте дальше.

Я работал над диссертацией "Психофизиологические аспекты ментальных проколов времени". Нам, моей лаборатории, я имею в виду, удалось добиться того, что наши психронологи в состоянии транса проникали в будущее на два месяца вперед. Рекорд был - сто пятьдесят два дня. Шестьдесят восемь целых и сто пятьдесят тысячных процента - максимальная точность наблюдаемого. Так мы увидели, например, итало-абиссинский конфликт. Увидели, конечно, - метафора. Со слов испытателя. Правда, ошиблись на несколько дней. Мы предполагаем, что каким-то образом информация, поступающая из будущего, меняет настоящее и, соответственно, опять же будущее. Вы, правда, не утомились?

- Мы, это кто? - напряженно спросил Алексей.

Вместо ответа смешной профессор достал из внутреннего кармана пиджака красную книжечку, на которой золотыми буквами было вытиснено: "Н.К.В.Д.".

- Т-товарищ... - попытался было вскочить лейтенант.

- Полковник, - смешно кивнул бороденкой Шпильрейн и усмехнулся. - Только какой из меня полковник? Так, штафирка, только с корочками. Называй меня по имени-отчеству. Я так привык.

- А зачем вы мне все это рассказываете, товарищ... Лев Моисеевич?

- По двум причинам, юноша. Какую вам озвучить первой?

- Любую, - Волков снова закурил. На втором этаже вдруг зажглось окно, и сиреневый дым поплыл пеленой в желтых лучах лампочки Ильича.

- Хорошо, - покладисто согласился Шпильрейн. - Причина первая. Тебя убьют в июле.

- Что? - папироса упала на асфальт.

- Где-то в июне начнется война. Точной даты я сказать не могу. Не знаю. А и знал бы - не имел бы права. Я лично отправлял психронологов с четким заданием - отследить судьбу Ксении и Оли. Да, пользовался, так сказать, личным положением. Впрочем, для научного эксперимента никакой разницы нет. Десять человек отправлял. Девять из них твердили одно и тоже. В конце мая Оля бросает свой университет и уезжает в Минск. Там вы женитесь, ты, лейтенант, получаешь направление в стрелковую дивизию. Барановичи, Гомель, Брест, Минск. Разные варианты, но разницы нет. И там вы пропадаете без вести. Утром... Тревоги не будет, вы проснетесь под бомбами.... Ты помчишься в полк, а ей прикажешь ехать в Москву. Но на вокзале будет очень много людей. Очень много. Женщине, да такой молодой, да уже беременной, сложно сесть в набитый людьми до крыши вагон. Она останется. В Барановичах, в Гомеле, в Минске. Место не важно. Важна - судьба и ее финал. А в финале она гибнет. По-разному. Есть легкие варианты - от осколка, например. Или танком переедут. А есть и тяжелые. Молчи! Дослушай... А ты будешь тащить по лесам Белоруссии сорокапятку. И будет у тебя лишь один снаряд к этой пушчонке.

- Вы... Вы очень убедительны, Лев Моисеевич, или как вас там зовут по-настоящему?