Алексей Ивакин - Время возвращаться домой [СИ]

Из больницы тот пацаненок вышел тихим, как трава, и низким, как вода.

Так что девочки - это девочки. И не обсуждается.

Правда, заразы такие, козлят порой по самое не хочу. Сами не хотят - а козлят. Иногда такое скажут, что парень не жив бы остался после подобного оскорбления. Так что есть в этом доля истины. Бабы - козлы. Потому как козлят. Бабы, но не женщины.

Но гуси-то с кошками тут причем?

Может щипанули автора надписи за мягкое место? Между прочим, больно кусаются, гуси-то. И кошки нассать в ботинки могут.

Впрочем, это у гусей природа такая - больно щипаться, охраняя свою стаю, а у кошек территорию метить.

Хотя...

Да. Люди, предоставленные сами себе, без воспитательного присмотра, тоже скатываются в пучину сволочизма легко и непринужденно. Это большевики поняли быстро. Вот, казалось бы - революция произошла. Бери себе, крестьянин, земли, сколько хочешь. Он и взял. И хлеб растил, а потом хлебом этим отнюдь не возжелал с ближним своим делиться. С пролетариатом. В городах - голод. А в деревнях крестьяне хлеб в землю зарывают, чтобы сгнил, да дешево городским не достался. И пришлось большевикам буржуйскую, Временного правительства, продразверстку, восстанавливать и царские продотряды снова вводить.

Человек - он по натуре своей сволочь. Пока не пнешь его, выше своей скотской сущности не взлетит. У каждого есть лишь два пути в этой жизни. Либо в скотском, животном, младенческом состоянии остаться, либо преодолеть себя и попытаться стать человеком.

Людьми не рождаются. Людьми - становятся.

Раньше - случайно, большевики из этой случайности сделали закономерность, и то не все приняли принуждение, а теперь...

Теперь...

"А где я теперь?" - оглянулся Волков.

- Это Арбат, солдатик! - хлопнул его по плечу какой-то прохожий.

Арбат?

Точно, Арбат. Похож, как похожа постаревшая женщина на свою свадебную фотографию. Причем, свадьба нищая, а старость богатая. В двадцатые не такой был. Заплеванный, дома с разбитыми стеклами. Впрочем, и сейчас заплеванный, но, хоть окна целые. Однако, тут хотя бы машины не ездят. Можно нормально пройти пешком.

Начинало темнеть.

Узкая расщелина, пронзившая московский камень насквозь, лениво расцвечивалась фонарями.

Около первого фонаря стоял парень с гитарой в руках. Одет он был в черные штаны, такую же черную футболку и, несмотря на жару, кожаную чекистскую куртку. На голове его был повязан опять же черный платок, разукрашенный корниловскими эмблемами - череп и кости перекрестом.

Парень пел какую-то фигню:

- Улыбнувшись, ты скажешь - я крутой!

Вареный, что ли, как яйцо?

Толпа, скопившаяся вокруг уличного певца, дружно подпевала:

- Ты права!

Лейтенант уже шагнул дальше, как вдруг из толпы вышел еще один мужик. Лицо его было одутловатое, как у президента Российской Федерации. Кстати, здесь много таких встречается... Одет он был примерно так же, как и певец. Толпа его встретила бешеным ревом, словно товарища Сталина.

- Только одну! Только одну... - успел тот сказать в микрофон, но голос его потонул в скандирующем реве толпы:

- Чиж! Чиж! Чиж! - звали они невеликую птичку.

Песня была тихой, но толпа моментально умолкла. А Волков споткнулся:

- На Мясоедовской давно все спокойно...

Одутловатый мужик пел за Одессу. За то, что не надо смотреть на Дюка со второго люка, за то, что на Молдаванке ходят биндюжники, за то, что на Поскоте у каждого свой балкон и сортир... Слова были немного неправильные. Откуда на одноэтажном поселке Котовского индивидуальные балконы, да еще сортиры?! А биндюги и Молдаванка вообще не сочетаются. Биндюжники живут около Пересыпи, а Молдаванка извечно бандюковский район вроде Слободки. И никаких буг-вуг в Одессе не бывает.

Слова были неправильные.

А песня - правильная.

"Спасибо тебе, человек с птичьей фамилией!" - подумал лейтенант, собрался было идти дальше, но тут мужик запел без перехода вторую песню. Про летчиков. Ритм и музыка были непривычные - похожие на северо-американский джаз, но... Но какие были слова! "На честном слове и на одном крыле!"

Эх, жаль, что Островко эту песню не слышит! Надо постараться ее запомнить. Вот вернется Волков и обязательно споет ее другу-летчику. Или слова почтой пришлет! Песня наша, правильная.

И снова без перерыва:

- По полю танки грохотали, солдаты шли в последний бой!

Волков навалился на стену серого дома, даже не пытаясь разглядеть за толпой певца - личность не главное, главное песня, вот бы её Ваське, тьфу, Вовке Сюзеву! - и курил, курил, курил.

- И дорогая не узнает, какой у парня был конец!

Почему-то толпа с особенным удовольствием орала именно эти слова. А если вдуматься - чего же радоваться? Да, дорогая не узнает, какой конец был у танкиста. Сгорел он в танке, или был сражен пулеметной очередью, или полз оторванными ногами по испаханному снарядами полю. Он свой конец, конец своей жизни, встретил достойно.

- И будет карточка пылиться...

А люди орали, орали, орали. Словно не люди это были, а обезьяны.

Защемило в груди. Певец, видимо, это тоже почувствовал, а может ему просто надоело, закончив песню, он вдруг растворился в скандирующей толпе:

- Чиж! Чиж! Чиж!

Но птичка улетела, и лейтенант зашагал дальше.

А дальше...

А дальше сидели художники, и на портреты их падал сумерками весенний вечер.

Художники ели бутерброды, вытирая жирные пальцы о брючины, лениво пили черную жидкость из прозрачных бутылок. По щекам портретов стекали тени.

- Эй, командир! Давай нарисую, командир! - кричали художнику лейтенанту. Из их ртов падали крошки, на крошки налетали воробьи.

- Нет, спасибо, - улыбался художникам лейтенант.

- Супер-аттракцион! За десять метров - сто рублей!

Волков остановился, глядя на неожиданную причуду.

Паренек на хитром велосипеде предлагал всем желающим прокатиться.

Хитрость эту лейтенант понял сразу - руль у велосипеда был вывернут наизнанку. В смысле - пытаешься повернуть направо. А хитрый руль выворачивает налево. Естественно, все азартные падали. Шутка была проста - достаточно вывернуть руль наоборот - и можно кататься. Волков уже сделал шаг вперед, чтобы обхитрить зазнайку-хозяина аттракциона, как за его спиной вдруг противно взревела сирена. Зеваки тут же разбежались. Белая машина с синей надписью "Полиция" моментально разогнала веселую толпу.

Полицейские долго мучались, запихивая велосипед в багажник. Потом плюнули, усадили парня на заднее сидение, а один из наряда - что ж они вчетвером ездят? Боятся кого, что ли? - повел велосипед по булыжной мостовой. Когда автомобиль скрылся за поворотом, полицейский не удержался и сел на хитрый велосипед. И немедленно упал, проехав едва полметра. Никто не засмеялся...

Пройдя еще пару кварталов, Волков увидел еще толпу, скопившуюся около старинного здания. На кирпичной стене висел флаг Конфедерации. Это такая страна была, кто не в курсе. До Гражданской войны. Нет, не нашей, а американской. Там конфедераты были за рабство негров, а северяне - против. То бишь, южане-конфедераты были реакционерами, а северяне-аболиционисты - прогрессивными борцами за свободу. По крайней мере, так учили Волкова на лекциях по истории и марксизму. И этот флаг его сразу напряг. Хоть и красный, но пересеченный двумя синими полосами, как старорежимный Андреевский. Правда, на этих синих полосах были хоть и белые, но вполне себе пятиконечные звезды.