Алексей Ивакин - Время возвращаться домой [СИ]

- Ноги застудил.

- Где?

- В Демянске, воронку поднимали...

- Там твоя семья была?

Волков опустил голову. Ему было стыдно. Не за семью, нет...

- Тебе никогда не было стыдно, за то, что ты жив?

Молчание. Легкий шелест молодой листвы.

- Всегда.

- Я знаю.

- Откуда?

Шпильрейн грустно улыбнулся:

- Я такой же, как ты. Однажды я не сделал то, что должен был сделать. Помнишь, я тебе рассказывал?

- Нет, но это не важно.

- Ты остался там. Навсегда. И ты вечен. Знаешь почему?

- Почему?

- Мы, мертвые, вечны, в отличие от живых. Мы уже умерли и нам ничего не страшно.

- Бред какой, Лев Моисеевич, - тоскливо сказал Волков. - Какие же мы мертвые?

Он врал сам себе и он знал это, и знал Шпильрейн, что Волков врет. Он давно был мертв, как давно мертвы его друзья, но, каким-то странным, непостижимым образом, он еще дышал. Дышал за себя, за танкиста Сюзева и летчика Островко, за Олю, за полковника Карпова, за весь Советский Союз, дышал и стыдился этого...

- Какие тебе снятся сны, Алеша? Не отвечай. На тебя падают черные бабочки. Так?

- Откуда вы...

- У каждого из нас свои черные бабочки, лейтенант. И не важно, были ли они в чьей-то жизни. Главное, что они были в твоей. Согласись, Волков, ведь тебе же стыдно было всю жизнь. За то, что струсил и не вернулся на войну. Так?

- Так.

- И всю жизнь тебе снились чужие сны о той войне. Правда?

- Да. Однажды мне снилось, как я тону. Вокруг барахтаются люди, кричат. И фонтанчики по воде. А вода алая от крови. И спасательный круг, на нем "Армения" написано. Я с того сна в море не купаюсь. И Сталинград снился. И Брест. И Берлин. И везде эти черные бабочки.

- У тебя скоро поезд лейтенант.

- Да, до Одессы.

- И еще один. Москва-Брест. На каком ты сегодня поедешь?

- Я...

- Леша, ты все знаешь. Тебя нет в списках. Ты уже нашел себя. И нет никаких петель времени, никаких парадоксов. Ничего нет. Время это лишь скорость принятия решения. Все просто, лейтенант.

- Что я изменю?

- Ничего. Просто черные бабочки сядут на землю.

- А Лиза? А дети?

Шпильрейн молчал.

- Но ведь мы все равно победили...

Профессор открыл портфель, достал пачку "Герцеговины Флор" и прикурил от большущей зажигалки.

- Зачем это вам, профессор? - дернулась щека Волкова.

- Тебя никто не осудит, если ты останешься. Судить уже некому. Ты не предатель, Алеша.

Волков выругался, выхватил пачку из рук профессора, вытащил папиросу, жадно понюхал ее, потом кинул на асфальт и растоптал каблуком. Потер разгоряченные щеки и глухо сказал, глядя на серый асфальт:

- Жене можно позвонить?

Шпильрейн иронично покосился на лейтенанта:

- Из телефона-автомата? Ты уже вернулся...

- Когда успел-то? - Залуженный учитель Российской Федерации снял со взмокшего лба пилотку и поправил портупею. Наган в кобуре тяжело задел ногу.

- Есть люди, которые изображают эмоции. А есть те, которые их переживают. Ты из вторых, лейтенант. Ты только подумал, и уже все решил. Вот как-то так.

- Мне однажды говорили, что я несколько раз попадал из сорок первого...

- Ага.

- Почему я тогда ничего не помню?

- Ну, тогда ты принимал неправильные решения. Знаешь, кто ты? Ты - память. И пока ты жив, живо и твое, и мое, и наше общее будущее. Помнить, чтобы смотреть вперед.

- А когда я погибну там, под Сухиничами?

- Кто тебе сказал, что мы вечны?

- Один... Один священник.

- Таки я скажу, он прав. И форма этой вечности не важна. В памяти мы вечны, или бестелесным духом, да хоть деревом над могилой. Когда ты носил пиджак, а не гимнастерку, разве не был ты лейтенантом? Вот так и тут. Мы, Алеша, вечно живые, хочешь ты этого или нет...

- А кости?

- А что кости? Набор микроэлементов. Не в костях человек.

- А расческа? Как же вот эта расческа! Она же...

Шпильрейн аккуратно загасил папиросу о каблук, встал со скамейки, вздохнул:

- А кто его знает? Может, ты ее дал той девице попользоваться.

- Какой еще девице?

- Да сестричке из медсанбата. Жди, за тобой сейчас спустятся.

- Кто? - не понял лейтенант.

- Жди, жди. А пока поспи, поспи...

Шпильрейн подошел к подъездной двери. Нажал на домофоне замысловатую комбинацию. Вошел внутрь.

- Здравствуйте, - кивнул он консьержке.

- Ой, Лев Моисеевич! А вас заискались уже!

- Гулял, знаете ли! Спасибо, я пешком, не люблю эти механизмы, знаете ли.

В этот момент остановился лифт. Решетчатые двери раздвинулись. Оттуда вышел полковник Карпов.

- Лева! Где тебя носит? Оксанка сейчас весь МУР на уши поднимет!

- Я гулял, - смиренно покаялся профессор. - Кстати, там на лавочке ухажер твоей Оли дрыхнет.

- Этот летеха из Одессы? Пехтура? - изумился Карпов. - А чего он домой не зашел?

- Ну... Неудобно под одной крышей с девицей...

- Ишь, цаца какая, - ухмыльнулся в усики Карпов. - Сейчас я ему полковничьего пинка дам.

- Ну, ну, - неопределенно ответил Шпильрейн и начал осторожно подниматься по ступенькам.

- Лева, лифт! - крикнул снизу полковник.

- Я еще в силах ходит, - ворчливо ответил профессор.

Хлопнула дверь подъезда. Карпов выскочил во двор, но на лавочке уже никого не было. Волков шагал по утренней пустой Москве на Белорусский вокзал. Он шел, улыбаясь чему-то своему. Переходя мост, вдруг остановился, достал из нагрудного кармана телефон, погладил экранчик, а потом... А потом швырнул его в воду и зашагал дальше, походкой уверенного в себе человека.

А Лев Моисеевич шагнул в просторы квартиры.

- Левочка! - кинулась к нему хозяйка. - Ну мы же волнуемся!

- Сейчас, сейчас, - слегка отстранился Шпильрейн от жены Карпова. - Я в уборную, ручки сполосну и к столу.

Зайдя в туалет, он сразу дернул ручку смыва. И тут же нажал ладонью на один из кафельных квадратиков. Стена вдруг растворилась в воздухе, словно горячее мороженое.

Выдохнув, Шпильрейн вошел внутрь большой, заваленной книгами комнаты. Скинул пиджак, бросив его на односпальную кровать. Подошел к окну, отодвинув занавеску.

По заснеженной улице несся красный "Феррари", обгонявший взвод красноармейцев, винтовки которых мерно качались на ходу. За взводом бежал стрелец, то и дело поправлявший сползающий с плеча бердыш. На углу о чем-то яростно спорил с казаком суворовский гренадер. Из конки выпрыгивали люди и бежали в метро.

Шпильрейн подошел к письменному столу, открыл ящик, достал оттуда ультратонкий ноутбук, открыл его.

- Они всегда возвращаются... - машинально пробормотал профессор, сел на стул, ткнул пальцем в клавиатуру... - Чужие сны всегда возвращаются домой. Стоит над горою Алеша, Алеша, Алеша...

"Волков Алексей Владимирович. Лейтенант. 1919 года рождения. Образование высшее. Группа крови первая. Адрес проживания неизвестен. Адрес семьи отсутствует. Группа крови первая. Призван Одесским горвоенкоматом. Пропал без вести в июне-августе 1941 года в районе Брест - Смоленск..."