Сергей Савелов - Подготовка к выполнению замысла [СИ]

Вечером встречаюсь с ребятами. Сообщаю о предстоящей поездке в Ленинград. Наедине диктую Стасу телефон Эдика, по которому необходимо позвонить в случае появления возле ребят посторонних.

Лежа в кровати отмечаю: «Этот нелегкий этап пройден!». Завтра компаньонам передаю три песни (две для воров и одну для Пашиного ансамбля) и прощаюсь с Маринкой. Надеюсь с ней подобных сцен, как сегодня не будет.

Вечером за ужином царила необычная атмосфера. Не слышалось обычного смеха и шуток. Гуля с потемневшим лицом почти ничего не ела. К торту, принесенному Сергеем, не притронулась. Диля, заметив непонятное поведение взрослых, не проказничала и вела себя тихо.

— Сережа очень необычный юноша, — нарушила молчание первой Дария Мирзоевна. — Я поверила ему, что деньги честные и подарок он нам сделал бескорыстно. Порадовать хотел. Но откуда у школьника могут появиться такие деньги? Какие-то связи в Москве? Какие-то дела? — удивляется вслух. — Гуля! Он тебе ничего не говорил? — спрашивает у старшей дочери.

Та молча мотает головой, думая о своем.

— Дима! О чем вы говорили? — обращается к сыну.

— Да, так, — почему-то смущается тот. — Попытался его предупредить, что если он что-то Гульке сделает, то башку ему оторву, — решился объяснить. — А чего он вьется вокруг? Весь такой нарядный, в импортных джинсах. Шампанское, торт, конфеты, — оправдывается. Я может, давно хочу джинсы купить, да не могу.

Неожиданно Гуля вскакивает и почти кричит:

— Это я его сама нашла! Сама первая подошла еще на слете. И на танцах тоже. И проводить попросила. Потому что он не такой как все. Он честный, порядочный и ответственный. Сережа сказал, что ты хороший брат. А вы все на него….

Махнула рукой и, всхлипнув, бросилась из кухни.

— Что это с ней? — удивленно спросил Дмитрий, глядя в коридор.

— Влюбилась дочка, — просветила мать, с жалостью глядя туда же. — Действительно как-то неудобно получилось с ним, — призналась.

— Он, похоже, не испугался, когда я на него надавил, — чуть улыбаясь, признался Дмитрий, вспоминая. — Мне сообщили, что он положил четверых не самых слабых ребят с Флоры в драке на танцах. Наверное, не зря его так все уважают в поселках за рекой и у нас, — делает заключение, — приедет, извинюсь. Наверняка, стоящий парень. И не жадный.

— Все извинимся, лишь бы вернулся, — подтверждает мать. — Что-то Гулька сама не своя, — беспокоится. — А ты молчи на всякий случай, откуда у тебя импортные вещи, — наказывает младшей дочери.

У Павла записываюсь под свою гитару на демонстрационную пленку с двумя песнями для Воров (для Севы).

«Золотые купола».

«Зоны, тюрьмы, пересылки…»

Почему-то эти песни записались с первого раза, а «Летнюю (школьную) пору» для Пашиного ансамбля не получалось. Плюнули и решили отложить. Потом запишется Евгения Сергеевна. Песня все-таки женская для высокого голоса. Текст есть, правда, на мой взгляд, корявый. Но времени на правку уже не оставалось.

Новость о том, что собираюсь в Ленинград Павла заметно огорчила. Похоже, его тоже не радовало общение с Борисом из-за мелочной торговли.

Забрал у него пленку с мелодией Ламбады и отправился к Маринке. «Султан, блин! Развел гарем!» — мысленно сокрушаюсь по дороге. «Все беды от баб!» — почему-то вспомнилась сентенция.

Увидев меня, да еще с гитарой Маринка искренне обрадовалась и сразу потащила в себе в комнату. В этот раз мамы дома не было, зато присутствовал младший брат, у которого глаза загорелись при виде гитары.

Не обращая внимания на малолетнего свидетеля, с удовольствием слились в поцелуе.

Тот, заметив непотребное, тут же заблажил:

— Жених и невеста, тили-тили-тесто! По полу катались, крепко целовались!

Маринка демонстративно дернулась в его сторону, и пацана сдуло из коридора.

Пользуюсь случаем и передаю купленные в Москве два флакона французских духов. Девчонка в восторге начала сразу выбирать лучший, нюхая колпачки. Блеснул знанием, вычитанным из книги о попаданце, как оценивать аромат духов — наносить по капельке на пять точек на теле и оценивать по постепенному раскрытию аромата в шлейфе.

— А ты откуда знаешь? — подозрительно прищурилась. — Какие пять точек? — поинтересовалась, не дожидаясь ответа.

— Две за ушками, ключицы, запястья и там, где у тебя родинка, пониже пупка, — информирую.

— А там зачем? — удивилась, мило покраснев.

— Сам не могу понять, — улыбаюсь многозначительно, — зачем женщины придумали душиться там?

— Дурак, — смущается Маринка. — А ты откуда про точки знаешь, — повторяет вопрос.

— Иногда хожу в библиотеку и даже книги с картинками беру домой раскрашивать, — пожимаю плечами.

— Что за книги ты читаешь? Почему мне про точки никогда не попадалось? — притворно удивляется. — Духи принес, чтобы вину загладить и подлизаться? — ехидничает.

«Что-то у Маринки настроение непонятное», — удивляюсь мысленно.

— Что? Надо? — интересуюсь, — вообще-то хотел просто порадовать, — сообщаю. — Но раз ты так ставишь вопрос, то пойду, пожалуй. Зашел попрощаться.

— Ты меня бросаешь? — восклицает, и ее глаза наполняются слезами.

— С чего ты взяла? — удивляюсь. — Завтра вечером еду в Ленинград на пару-тройку недель, — информирую. — Возможно, до конца августа не увидимся.

Маринка подскакивает ко мне и льнет к груди:

— Прости меня, пожалуйста! Мне девчонки сообщили, что тебя видели на танцах с девчонкой из другой школы. Красивой!

— Ну и что? — спрашиваю, снова демонстрируя удивление. — Была на танцах старая знакомая. Даже танцевал с ней быстро и медленно, — признаюсь. — Но там многие танцевали. Это же танцы!

— Хороши же у тебя подружки! Ловко же все раздули! Может я целовался, обнимался и провожал? — продолжаю высмеивать сплетниц и ставить Маринку в неловкое положение, пытаясь заодно выяснить степень информированности свидетелей.

Отрицательно мотает головой, пряча глаза.

— Ты сама, почему на танцы не ходишь? Ни в нашем клубе, ни в ГАРО, или в горсаду тебя я не видел. Ты ведь любишь танцевать! — пытаюсь выяснить, давно интересовавший вопрос.

— Не с кем. Ты ведь не приглашаешь! — поднимает голову, найдя возможность упрекнуть меня.

— Сам не знал, что пойду. Ребята уговорили. К тому же за лето ни разу не был в горсаду, и с музыкантами ансамбля нужно было поговорить о моей песне, — сваливаю все в кучу, оправдываясь. — Что-то у нас разговор из одних претензий и оправданий складывается, — замечаю.

— Прости меня. Сама не понимаю, что на меня нашло? Когда подруги начали о тебе с девчонкой на танцах рассказывать — так обидно стало. Я дома сижу, а ты на танцах развлекаешься! Понимаю, что неправа, но ничего поделать с собой не могу, — признается.