Владислав Морозов - Охотник на попаданцев [litres]

На приаэродромной парковке стоял всего один утюгоподобный «Мессершмитт» KR200 в сине-белой жандармской раскраске, а за столиком у местного бара просматривался единственный полицейский, который сосредоточенно читал последнюю страницу (где традиционно печатали брачные и коммерческие объявления, а также разного рода сплетни) какой-то местной газеты, совершенно не обращая внимания вообще ни на кого. По-моему, этот героический страж правопорядка не сразу среагировал бы даже в том случае, если бы у него над ухом вдруг начали палить очередями из автомата. Провинция-с…

Клаве было совсем тяжко, и она с большим трудом самостоятельно выбралась из машины. Далее, от автостоянки и до самого самолёта, я вёл её под ручку, держа в другой руке чемоданчик со шмотьём. Зачем мы его вообще прихватили, я и сам не понял.

При этом Клаудия старалась идти максимально ровно и не запинаясь.

Не думаю, что наша парочка вызывала со стороны какие-то подозрения. Хотя, в худшем случае, мою спутницу, наверное, можно было легко принять за пьяную. Как говорится, с кем не бывает…

Дорогой наш мсье Омон, судя по всему, был тем ещё ссыклом, поскольку развернулся и уехал восвояси, едва мы покинули его машину. Что тут сказать – крепкие у Клавы были деловые партнёры в этом городе. Откуда она только выкопала этого обалдуя, интересно знать? Или они здесь не в курсе известной аппаратной поговорки о том, что кадры решают всё?

Когда мы наконец дошли до знакомого «Шторьха», я поставил чемодан на землю и осмотрелся. Нет, тревоги никто по-прежнему не поднимал, провинциальная «воздушная гавань» жила своей нереально-сонной жизнью, полиции или аэродромных служащих поблизости не наблюдалось.

– Дверцу открой, – услышал я слабый голос.

Обернувшись, я увидел, что Клава то ли стоит, то ли висит, схватившись правой рукой за подкос самолётного крыла. Ладонь её левой руки лежала на простреленном животе, широко расставленные ноги были полусогнуты, острые носки туфель смотрели внутрь. Было такое впечатление, что она вот-вот рухнет, как подкошенная. испустив дух, или навалит в штаны. Впрочем, штанов и даже трусов у неё под платьем в тот момент не было.

Когда я открыл дверцу кабины, она обвисла, словно манекен, но подкос не выпустила. В общем, в узкую кабину «Шторьха» мне её пришлось затаскивать, поддерживая за подмышки и за задницу, практически волоком.

Сидеть она всё равно не смогла бы, именно поэтому я раскидал по полу кабины все эти по-прежнему лежавшие там странные брезентовые чехлы, закинул чемодан к задней стенке кабины и осторожно опустил спутницу на это импровизированное ложе.

Клава тихо простонала:

– Давай садись за пилота. Дорогу назад помнишь?

– В основном да.

– Тогда не тяни кота за хвост и взлетай. Наушники можешь не надевать. И рацию не включай. Я предупредила, что на обратном пути мы на связь выходить не будем…

Вид у неё в этот момент был такой, что краше в гроб кладут, по щекам непроизвольно текли слёзы, образовавшие вокруг глаз тёмные пятна расплывшейся туши. Чувствовалось, что ей было очень больно.

Понимая, что мешкать далее действительно себе дороже, я включил мотор, который завёлся, чихнув пару раз. Затем я порулил на старт, в облаках поднятой винтом пыли.

Не уверен, что я прибавил газу в положенном месте здешней ВПП, но через пару минут мы вполне благополучно (как мне показалось) взлетели.

Никогда бы не подумал, что когда-то и сам невзначай окажусь в шкуре главного героя фильма «Последний дюйм»…

Слушая, как стонет за моей спиной Клава, я недолго думая привязался к главному здешнему наземному ориентиру и потянул вдоль этого шоссе обратно, к Дакару, дав мотору полный газ.

На сей раз прогноз погоды, похоже, не был столь благоприятным, да мы его перед вылетом особо и не уточняли. Культурно выражаясь, было не до того.

Справа, далеко над морем, собирались тёмные грозовые тучи, которые медленно ползли в сторону береговой черты. Из-за этого мой утлый самолётик изрядно мотало с крыла на крыло и сверху вниз. Из-за этого приходилось постоянно шуровать ручкой управления и педалями, удерживая аппарат от рыскания, крена и сваливания и мысленно молясь о том, чтобы аэроплан раньше времени не развалился в воздухе.

За этим увлекательным занятием я довольно быстро взмок и начал ощущать в кармане куртки тяжесть ТТ, о котором в этой стрессовой ситуации совершено забыл.

Ни с чем подобным я в своей скудной пилотской практике (в наших частных аэроклубах подниматься в небо в сложных метеоусловиях категорически не принято – любое, самое незначительное лётное происшествие влетает в такие бабки, что аж страшно) раньше не сталкивался, но в сизом предгрозовом небе и не стоило ожидать чего-то хорошего. А если гроза всё-таки началась бы в момент моего нахождения в воздухе, мало мне точно не показалось бы.

Тем более если вспомнить, что «Шторьх» – «авиалайнер» не из самых тяжёлых. Я пытался вспомнить какие-нибудь яркие примеры из жизни и мировой истории, связанные с пилотированием «Шторьха», но в голову упорно не приходило ничего, кроме похищения Муссолини бригадой излишне бравого Отто Скорцени, нахальных полётов незабвенной нацистки-спортсменки Ханны Райч в осаждённую столицу Дриттен Райха да кадров из разных французских фильмов, где жизнерадостный губошлёп Бельмондо прямо в воздухе перелезал с вертолёта на борт почти такого же, как у меня, «Шторьха».

Однако, как говорится, назвался груздем – полезай, куда послали, и даже дальше, раз уж дали порулить…

В тот момент ставки на кону действительно были более чем нешуточные и всё дальнейшее зависело исключительно от меня. Практически как от того деревенского кузнеца в фильме «Формула любви». Ведь Клаву мне надо было спасать любой ценой, без неё все дальнейшие поиски точно упёрлись бы в глухую стенку. Сам-то я мало что мог и прекрасно это осознавал. Однако дороговато же обошлись ей те авансы золотом в слитках, которые она получила от меня при первой нашей встрече, получился чуть ли не расчёт свинцом по весу…

В какой-то момент Клава начала стонать особенно громко и, как мне показалось, терять сознание. Но, к счастью, в тот момент наш легкомоторный драндулет уже летел прямо над полосой дакарского аэропорта, и я заходил на посадку, действуя словно во сне.

Как и куда мне садиться, я не очень представлял, главным было не воткнуться в другие самолёты или аэродромные постройки и, не дай боже, не скапотировать, поломав и собственную шею, и эту летающую «стрекозу».

Подозреваю, что приземлился я действительно где попало и как попало. По идее, местного руководителя полётов должен был хватить жёсткий «кондратий» от моих энергичных эволюций и отколотого при касании земной поверхности шикарного «козла». Оставалось надеяться лишь на то, что местное начальство было предупреждено (а скорее всего, даже «подмазано» в финансовом смысле) относительно некоторых нюансов нашего перелёта и сразу же после приземления мне не начнут заламывать руки местные блюстители порядка.