Владислав Морозов - Охотник на попаданцев [litres]

Но, увидев устремлённые на неё со всех сторон вопросительно-сочувствующие взгляды, немедленно убрала руку и напустила на себя гордо-независимый вид.

Я было хотел взять её под ручку, но Клава отстранилась и продолжила поступательное движение вперёд. Ровно, но очень медленно. Держала фасон, блин…

Держа некоторую дистанцию, я поднялся по мраморным ступенькам следом за ней. Я отметил для себя, что Клавина охрана вышла из «Паккарда», но в дом входить, похоже, вообще не собиралась.

Один из двух лощёных лакеев, в белом пиджаке и чёрной бабочке, любезно распахнул перед Клаудией дубовую входную дверь с золочёными ручками, сообщив, что мсье Мергуй ожидает её в кабинете. Второй лакей в этот момент быстро и ловко обшмонал меня с ног до головы на предмет оружия.

Похоже, Клава уже не раз и не два побывала здесь и хорошо знала, где этот самый кабинет находится.

Однако, к несчастью, кабинет был на втором этаже дома, и ей пришлось ещё раз подниматься по ступенькам, крепко держась правой рукой за перила и несколько раз останавливаясь, чтобы перевести дыхание.

Тем не менее в кабинет Клава вошла гордо и ровно.

– Присаживайтесь, – пригласил нас сидевший за явно антикварным письменным столом из какого-то дорогого дерева импозантный мордастый тип, на вид лет около шестидесяти, чем-то напоминавший своей благородной проседью и морщинистой физиономией французских актёров 1950-х, вроде Жана Габена.

На хозяине кабинета была старомодная, крахмальная белая сорочка с галстуком, а вот вместо пиджака имел место вязаный джемпер на пуговицах. Похоже, в этот день мсье Мергуй был «запросто и без чинов».

Клава с явным облегчением полулегла в приготовленное для неё обширное кожаное кресло рядом со столом, потирая перчаткой живот. При этом на хозяина кабинета она смотрела более чем уважительно, почти как закоренелая двоечница на ведущего среди неё воспитательную работу завуча.

Я снял шляпу, вежливо поклонился и сел на стул, поближе к выходу. Надо сказать, что кабинет производил впечатление как размерами, так и отделкой. Полы, обивка стен, мебель и прочая обстановка, по-моему, относились к концу прошлого, XIX века. Развешанные по стенам морские пейзажи и портреты каких-то важных перцев в увешанных орденами старомодных мундирах с цветными лентами через плечо выдавали военно-морское происхождение виллы, как, впрочем, и несколько стоявших на шкафах и в углах кабинета классно сделанных моделей старинных парусных кораблей. Рассмотрел я и несколько почему-то оказавшихся здесь же поделок местных мастеров, явно выполненных из слоновой кости.

– А это кто такой? – спросил мсье Мергуй Клаву, глядя на меня, словно лев на позавчерашнюю какашку. У меня сложилось впечатление, что мне тут, культурно выражаясь, не рады…

– Мой партнёр, – кратко ответила она.

– Вот как, очень интересно… Да сколько же их у тебя? – ханжески изобразил безмерное удивление хозяин кабинета. Похоже, слово «партнёр» применительно к Клаудии он понимал исключительно в контексте «любовник»…

Далее между ними последовал дежурный обмен любезностями.

Разумеется, диалог велся на французском, и я, по своей необразованности, понял из него далеко не всё.

В частности, мсье Мергуй сказал, что душевно рад видеть Клаву в относительно добром здравии. Якобы какие-то общие знакомые накануне «по большому секрету» сообщили ему, что она умерла. И это якобы стало для него настоящим шоком.

Клава с милой улыбочкой ответила, что все эти доброхоты и сплетники в данном случае не очень-то и соврали. Постольку, поскольку получить две пули в живот – это практически смертельное ранение.

После этого мсье Мергуй, как мне показалось, вполне искренне похвалил собеседницу за отменную выдержку и живучесть, подчеркнув при этом, что он не поверил этим сплетням, поскольку всегда знал, что её не так-то просто будет убить.

Клава вымученно улыбнулась и пообещала, что будет стараться оправдать подобное доверие с его стороны.

Далее хозяин роскошного кабинета добавил, что весьма сочувствует ей, поскольку знает, что такие раны болезненны и мучительны.

Клаудия, уже без улыбки, поблагодарила его за подобное сочувствие и, явно не желая больше говорить на эту тему, спросила о том, что он, собственно говоря, может сообщить ей по делу, раз уж она действительно вышла из этой передряги живой и прикатила к нему, несмотря на боль, предписанный врачами строгий постельный режим и своё далеко не самое лучшее физическое состояние.

Мсье Мергуй не стал тянуть кота за хвост и для начала рассказал, что её ранение – следствие мести югославской разведки и он также не мог исключать, что к этому имели отношение и американцы. Откуда именно это было ему известно, хозяин кабинета не уточнил.

При этом он отметил, что данное покушение было исполнено крайне непрофессионально, поскольку исполнители, похоже, тупо импровизировали по ходу дела. И очень жаль, что их импровизация оказалась почти успешной. От себя добавлю, что покушавшимся даже не пришлось прибегать к дешёвым театральным эффектам, вроде внезапной диареи с походом в туалет и возвращением оттуда с извлечённым из-за унитазного бачка револьвером под юбкой или в кармане пиджака – они просто начали стрелять в упор, едва только цель появилась перед ними…

Меня лично эта информация нисколько не удивила. Похоже, этот самый пресловутый полковник Жуплянич, которого, помнится, упоминали наши русские «коллеги», не простил гибели своей группы, которую, если честно, действительно покрошили мы с Клавой. Конечно, они просто обязаны были подумать, что в этом виноваты не мы, а появившиеся чуть позже в этом месте русские, но при этом не факт, что в здешнем СССР всегда стремились приписывать себе чужие грехи.

Интересно, откуда именно могла иметь место эта утечка информации? Ответить на этот вопрос было невозможно.

Ну а со стороны прежних владельцев столь нагло захваченных нами «Крокетов», часть которых была откровенно и беззастенчиво прикарманена Клавой, и вовсе не стоило ждать ничего хорошего. То есть, после этой негоции Клаудии уж точно следовало вести себя куда осмотрительнее и не соваться на сомнительные встречи непонятно с кем. Тут её собеседник был точно прав на все сто…

Пока Клава переваривала услышанное, мсье Мергуй спросил – предполагает ли она, кто именно сдал её с потрохами?

Разумеется, она этого не знала и поинтересовалась – кто же это?

Мсье Мергуй назвал имя хорошо знакомого ей Эда Нтуле из Уагадугу. Я этого персонажа и в глаза не видел, но зато уже неоднократно слышал, как о нём упоминали в различных разговорах. При этом мсье Мергуй употребил в отношении означенного Нтуле характерные эпитеты вроде «Canaille», «Cetratre» и «Ordure». Клава с этим вполне согласилась, в свою очередь обозвав Нтуле словечком «Salaud».