Владислав Морозов - Охотник на попаданцев [litres]

При этом непередаваемый южный выговор у моего нового коллеги завёлся вовсе не от предков, а, как он сам же мне признался, приклеился в ходе его последующей жизни в Хайфе, где среди близких друзей и соседей его семейства было слишком много одесских и малороссийских евреев.

Позднее, когда Версальский договор сделал Польшу отдельным государством, почтенное семейство Клойзнеров перебралось ещё юго-западнее, в городок Бохня, южнее Кракова.

Ну а в сентябре 1939-го, когда на Польшу упали первые немецкие бомбы, основной состав данной семьи не стал ждать дополнительных проблем на свою голову и, оперативно собрав манатки, поспешно покинул пределы недоделанной Речи Посполитой.

Благо люди они были отнюдь не бедные и без особого труда смогли добраться сначала до Румынии (куда осенью 1939-го вообще-то сбежала чуть ли не четверть населения Польши, не считая армии и госаппарата), а в начале следующего, 1940 года отплыли и дальше – в Турцию.

Там они несколько задержались по причине царившего вокруг хаоса и шухера всеобщей военной суеты, но в течение двух последующих лет семейство Баруха Клойзнера наконец перебралось (я так понял, не совсем законным путём) на ПМЖ в Хайфу – всевозможные каналы по нелегальной переправке евреев откуда попало на историческую родину тогда работали уже вполне себе исправно, хотя зловредные англичане постоянно ставили этому процессу палки в колёса.

На все эти переезды была ухлопана бо́льшая часть капиталов семейства Клойзнеров, что, впрочем, не помешало его папаше и дядьям открыть несколько лавок и магазинчиков в Хайфе и Иджзиме.

Однако стоило ли говорить о деньгах, если речь шла о такой неоценимой вещи, как жизнь?

Ведь большинство оставшихся в Бохне – не столь расторопных и дальновидных соседей, друзей и родственников почтенных Клойзнеров быстро вылетели в атмосферу с жирным дымом труб крематориев Аушвица или Майданека.

На момент отбытия из Польши самому Баруху Клойзнеру было неполных семнадцать лет.

В Палестине он довольно быстро, словно та барбоска блох, нахватался радикально-сионистских идеек, но сильно верующим от этого отнюдь не стал – закончил какое-то местное ПТУ с сельскохозяйственным уклоном (в образе мелиоратора, стремящегося оросить и засеять помидорами пустыню Негев я его, честно говоря, представлял ещё хуже, чем, скажем, хасидского ребе в пейсах и лапсердаке), а затем сделал успешную карьеру рэкетира и террориста в «Хагане», почтенной организации, из которой в нашей реальности вышли большинство израильских генералов, премьер-министров и президентов.

После окончания Второй мировой войны Барух, будучи разносторонне одарённым юношей, обучился ещё и азам пилотирования самолёта в каком-то местном, захудалом аэроклубе.

Ну а когда началась пресловутая «война за независимость Израиля», он, по собственным словам, сначала «воевал, как все», то есть, грубо говоря, стрелял из-за угла в арабских военных и гражданских, подкладывал на дороги мины и взрывал мосты.

Затем, уже в качестве второго пилота транспортного С-46 с фальшивой регистрацией, Барух участвовал в нелегальной доставке из Чехословакии вооружения и техники, проданных евреям коммунистическими странами с разрешения «антисемита» И.В. Сталина.

Под занавес этой очень своеобразной войны Клойзнер даже успел немного побыть ещё и в шкуре военного лётчика, полетав в 101-й эскадрилье Heyl Ha’Avir (то есть ВВС Израиля) на изрядно потрёпанном «Спитфайре» Мк. IX, но героическим еврейским асом так и не стал, поскольку египтяне летали на столь же дохлых, однотипных машинах класса б/у и воздушные бои на той войне были большой редкостью. Зато словно по какой-то дурной случайности сразу же после окончания войны, во время обычного тренировочного полёта, Барух умудрился подломать при посадке шасси своего истребителя, а потом имел наглость заявить непосредственному начальству о том, что он в этом не виноват. После чего со скандалом вылетел из местных ВВС.

На мой вопрос, а что же было дальше, Клойзнер сразу же помрачнел и сказал, что дальше жизнь у него «не удалась». Служить дальше в Армии Обороны Израиля ему не хотелось, устроиться гражданским пилотом не вышло. Словно герой Ильфа и Петрова, за несколько лет он успел перепробовать множество самых различных занятий и даже чуть было не женился.

Как он сам выразился, «сдуру».

Ну а ещё, как оказалось, в этой реальности, из-за, как он выразился, «начатой этими западными шлимазлами Третьей мировой», евреям в Израиле пришлось очень несладко.

Генерал Нагиб и полковник Насер национализировали Суэцкий канал значительно раньше, чем в том мире, который я помнил, но никакой войны из-за этого осенью 1956 года там не случилось, поскольку все известные израильские «спонсоры» к тому времени либо вообще перестали существовать, как англичане, либо капитально вышли из игры, как французы.

И здешнему Израилю пришлось быть тише воды и ниже травы, поскольку теперь вокруг были сплошные вооружённые до зубов египтяне с сирийцами и советские военные базы в придачу. А покупать подержанное оружие евреям стало проблематично даже в какой-нибудь сугубо нейтральной Швеции.

Более того, как мне рассказал Барух, местный Израиль как-то незаметно для собственных граждан быстро стал «социалистической республикой». Подробности этого процесса и детали его запутанного социально-политического устройства я выяснять не стал (больно надо), но зато узнал, что, к примеру, министром культуры в этом новом государстве был не кто иной, как Илья Эренбург – вот и думайте по этому поводу всё, что хотите…

По словам Баруха, его родители, бабки, дедки, дядьки и тётки, а также две сестры с мужьями остались строить «еврейский социализм», а ему показалось «как-то западло» заниматься подобной ерундой.

Именно поэтому он и подался в Рабат, где поначалу подвизался на ниве «импорта-экспорта» в небольшой (как я понял, мелкоуголовной) фирме одного из своих двоюродных дядьёв, а потом перебрался в Конакри, где резко пошёл в гору, в последние годы успешно сочетая профессии наёмного киллера, пилота и «бригадира», т. е., надо полагать, криминального авторитета среднего пошиба.

Разумеется, всё это я узнал от него позже, уже во время нашего с ним совместного перелёта в Конакри.

– Ну и что дальше? – спросил я у Клавы.

– Полетите вдвоём в Конакри и закончите уже наше дело. Быстро и без лишнего шума.

– Когда летим?

– Немедленно, чего тянуть? Только оружие с собой не бери, там всё есть…

Дискутировать на эту тему далее, видимо, не имело смысла. По лицу Клаудии было видно, что она всё уже решила, обдумала и просчитала на сто ходов вперёд. Раньше бы считала, засранка, глядишь, и вреда здоровью бы не было…