Гордон Догерти - Assassin's Creed. Одиссея [litres]

Стараясь оставаться незамеченной, Кассандра вышла из зарослей папоротника и направилась к домику жреца возле здания библиотеки. Увидев ее, Долопс едва не упал со стула. Кассандра не удивилась бы, подними он крик, однако жрец лишь молча смотрел на гостью. У него было землистое, осунувшееся лицо. Спутанные волосы давно не встречались с гребнем. Оглядев его жилище, Кассандра заметила грубо начертанную надпись, повторявшуюся на всех стенах: «Зачем, мать, зачем? Позволь им жить!» И никаких признаков Хрисис.

Чувство тревоги не проходило. Кассандра уселась напротив Долопса и объяснила цель своего прихода. Услышав имя Гиппократа, жрец немного успокоился.

– Я ищу любые сведения о женщине по имени Миррин. Прошу тебя, помоги.

Горло жреца вздулось, словно там застряла крупная косточка от сливы, но через несколько минут он встал, взял факел и по-прежнему молча позвал Кассандру следовать за ним. Они прошли во внутренний двор близ галереи. Пространство двора было заполнено каменными плитами. Одни были уложены слоями, образуя подобие башен. Другие стояли рядами, словно гоплиты. Долопс указал на ближайшую плиту. Кассандра нахмурилась, почувствовав, как страх поднимается в ее груди. Надгробный камень? Но жрец протянул ей факел и жестом велел опуститься на корточки. Кассандра поднесла факел к каменной поверхности. Нет, это не было надгробием. Памятная табличка с именем больного и краткими сведениями о его недуге. Все как и говорил Гиппократ.

ДИОДОР ПРИШЕЛ СЮДА ВЕСНОЮ, ИМЕЯ ЛИШЬ ОДИН ГЛАЗ. НОЧЬЮ, КОГДА ОН СПАЛ В АБАТОНЕ, К НЕМУ СНИЗОШЛИ БОГИ, ПРИЛОЖИЛИ СНАДОБЬЕ К ПУСТОЙ ГЛАЗНИЦЕ, И УТРОМ ОН ПРОСНУЛСЯ С ДВУМЯ ЗДОРОВЫМИ ГЛАЗАМИ.

Кассандра едва удержалась от смеха – уж очень неправдоподобной показалась ей эта история. На другом камне она прочла не менее диковинную запись:

УВЫ! ТИСОН ИЗ ГЕРМИОНА БЫЛ СЛЕП НА ОБА ГЛАЗА…

ПОКА ХРАМОВЫЙ ПЕС НЕ ОБЛИЗАЛ ЕГО ОРГАНЫ.

ОН ВОЗЛИКОВАЛ, ВНОВЬ ОБРЕТЯ ЗРЕНИЕ.

– Органы? – недоверчиво произнесла Кассандра, раздумывая над тем, облизывание каких органов вернуло зрение слепцу.

Другие плиты рассказывали не менее удивительные истории. Кто-то проглотил пиявок, чтобы те изнутри пожрали его недуги. Другой человек пострадал от укуса волка, но был излечен зубами гадюки. Прочитала Кассандра и о неожиданном способе лечения водянки, придуманном самим Асклепием: больному надлежало отрезать голову, вылить оттуда скопившуюся жидкость, а затем приставить обратно.

Молодая женщина терла усталые глаза, продолжая читать о немыслимых способах исцеления. Восточный край ночного неба начал светлеть. Неужели она столько времени провела в этом дворе? Кассандра уже собиралась выпрямиться во весь рост, как на соседней плите мелькнуло слово, заставившее ее сердце замереть на секунду.

Спарта!

Кассандра встала на колени, пожирая глазами камень. Бо́льшую часть записи кто-то торопливо сбил; различались лишь отдельные слова.

«…из Спарты… пришла с младенцем, ища… милосердия богов».

Молодая женщина встала:

– Кто изуродовал этот камень?

Лицо Долопса побледнело от страха; словно надпись сбили недавно, перед приходом Кассандры.

– Заклинаю тебя гневом богов: скажи мне правду! – не выдержала молодая женщина. – Я проделала сюда долгий путь через всю Элладу. Кроме этой обрывочной записи, у меня больше ничего нет. Хватит молчать. Говори!

Долопс открыл рот. У Кассандры перехватило дыхание… Вместо языка у жреца во рту шевелился серо-черный обрубок. Судя по шрамам от прижигания, языка его тоже лишили совсем недавно.

– Прости. Я… и представить себе не могла. Пойми, нескольких уцелевших слов мне недостаточно. Мне нужно больше сведений. Умоляю: помоги.

Жрец смотрел на нее глазами, полными слез. Потом его взгляд переместился куда-то вдаль. С гулко бьющимся сердцем Кассандра повернулась, но не увидела ничего, кроме южной кромки долины Асклепия. Потом, вглядевшись чуть пристальнее, она заметила вдалеке в гуще деревьев мерцающий огонек.

– Там я найду ответ?

Долопс печально кивнул.

Не простившись со жрецом, Кассандра стремглав бросилась на огонек. Икар вспорхнул с крыши галереи и полетел следом. Молодая женщина продиралась сквозь жесткие кустарники, боясь моргнуть, чтобы не потерять из виду этот странный маяк. Наконец Кассандра увидела, откуда исходит свет. Впереди темнел небольшой круглый храм, посвященный целителю Аполлону Малеатскому. Святилище, пребывавшее в запустении, венчал остроконечный купол из красной черепицы. Колонны, окаймлявшие храм, поросли мхом и лишайниками. Изнутри доносился негромкий плач младенца. Кассандра в недоумении переступила порог и сразу же попала в круг оранжевого света. Свечи не только освещали внутренность храма, но и делали воздух очень спертым. Перед древним алтарем, накрытым ветхой тканью, стояла женщина, держа на руках плачущего ребенка. Пол был усыпан лепестками цветов. На мгновение в сердце Кассандры снова вспыхнул огонь, распространившись по всему телу. Нет, этого просто не может быть.

– М… мама? – хрипло спросила Кассандра.

Женщина поднялась и повернулась к незваной гостье.

– Не твоя, – с хищной улыбкой ответила Хрисис. Кассандра замерла, увидев кинжал, приставленный к груди младенца.

– А ведь я могла бы стать твоей матерью. Тебе лишь стоит пожелать. Долопс – мой настоящий сын – просто идиот. Не он ли меня выдал?

Кассандра молчала.

– Твоя родная мать появлялась в здешних местах. Думаю, ты об этом уже знаешь, – продолжала Хрисис.

– С младенцем, – выдохнула Кассандра. Хрисис, кинжал, младенец… жуткая картина перед ее глазами становилась все четче. – Что ты с ними сделала? Отвечай!

– Младенец выжил, о чем тебе тоже известно, – промурлыкала Хрисис, сделав шаг в сторону Кассандры. – Но моего мальчика зовут Деймос. Я от него без ума, хотя кое-кто из наших сетует на его звериную жестокость.

– А моя мать?

Улыбка Хрисис стала еще шире.

– Я и сейчас помню ночь, когда она принесла мне моего ребенка. Удрученная, плачущая бедняжка, промокшая на холодном дожде. Эх, знала бы я тогда, что у Миррин двое детей… но ты явилась сама. Вся моя семья в сборе.

Кассандра смотрела на культистку, нагнув голову, словно бык, готовый атаковать.

– Где моя мать? – повторила она, отчеканивая каждое слово.

– Я отпустила ее на все четыре стороны. До чего ж она горевала, что я не могу спасти малыша Алексиоса.

– Но ты говорила… значит… ты ей солгала, сказав, что Алексиос обречен?

– Она доверила ребенка мне. Алексиос был удивительным малышом. Спартанцы намеревались его убить, а я его спасла и воспитала. Позвала мальчику лучших учителей, обучивших его изящным и боевым искусствам. Он – мой, как и все дети, которых Гера приводит ко мне.