Павел Дмитриев - Скрепы нового мира (Анизотропное шоссе, Iii)

То есть большевики-начальники, из тех кто дружит с головой, и рады бы тащить на руководящие посты контриков, да просто технически не могут. Все серьезные назначения идут через партбилет, а его с дворянскими корнями получить ничуть не проще, чем выжить на Соловках.

Лукашенко видит во мне пройдоху и радуется... сволочь! Интересно, у него самого в анкете честно вписано наследное дворянство, или "сами мы не местныя, отстали от поезда дитем малым"? Не по себе ли он равняет меня за осторожного, циничного карьериста, которому не повезло с пролетарской семьей или всепрощающим дореволюционным стажем? Не наигран ли его малороссийский суржик так же, как моя слабая тройка на сдаче экзаменов ФЗУ? И наконец, не считает ли он свое предложение чем-то по-настоящему щедрым, неотразимым, сравнимым с выигрышем миллиарда в лотерею или женитьбой на любимой дочке директора?

Ведь он так пожалуй и думает!

То есть, выбора у меня нет - от слова совсем. Я просто обязан с уцепиться за предложение, если не с азартным визгом, то хотя бы с осторожным энтузиазмом. Стоит отойти хоть на шаг от образа, отказаться - зверь почует врага. Врагов в Советской Республике принято уничтожать любой ценой.

- Может тебе одного бутерброда мало? - поторопил меня легкий на помине Лукашенко.

Рвать советскую границу по снегу, да с женой - верное самоубийство, а до лета еще слишком далеко. Как бы ни хотелось отказаться, но здесь и сейчас мне придется присягнуть на верность:

- Вообще-то я готовил для администрации Электрозавода что-то типа сюрприза. Недавно мне удалось придумать серьезное устройство, способное принести стране огромный экономический эффект...

- Ну наконец-то! - искренне обрадовался моим словам Петр Петрович. - Давно бы так!

- ... для доводки нужен месяц, может быть два.

Лукашенко молча разлил по стаканам остатки графина, поднял свой:

- За изобретателей! - Наклонился ко мне ближе, обшарил серыми въедливыми глазами лицо. - Через две недели в нашем цеху митинг, там доложишь коллективу о внедрении сегодняшней рационализации. Речь согласуешь со мной не позже чем за три дни. Серьезное изобретение готовь до первомаю. Я на тебя надеюсь, не подведи.

- Пить так пить! - я поднял свой стакан. Но про себя продолжил: "сказал котёнок, когда несли его топить".

\\\*Проституция в 20-х годах была развита чрезвычайно. Согласно данным опросов, в 1923 году продажной любовью пользовались 61% мужчин, трудившихся на фабриках и заводах, и 50% занятых в иных сферах: торговле, управлении и т.п.\\\

\\\**На 1 марта 1931 года на Электрозаводе действовало 41 116 норм выработки.\\\

\\\***Первая государственная антитабачная компания была развернута в 1933 году в Германии по личной инициативе нового рейхсканцлера. Ограничивалось курение в общественных местах и для женщин, в будущем планировался полный запрет "дымной" продукции.\\\

\\\****В реальной истории подобное постановление было принято 26 октября 1930 года.\\\

\\\*****ГГ ошибается, данная фраза не из книги Дюма, а из советского фильма "Три мушкетера" 1978 года, соответственно, сопоставить ее с книгой можно (благо, в 20-х в СССР "Три мушкетера" сверхпопулярны), но совсем не просто.\\\

\\\******Кандидаты в партию делились на три категории - рабочие (из рабочих), крестьяне, служащие и прочие. По первой категории требуется две рекомендации товарищей с одногодичным стажем, кандидатский стаж - полгода. Для третьей, в сравнении - пять рекомендаций от товарищей с минимум пятилетним стажем, кандидатский стаж не менее двух лет.\\\

3. В день Интернационала так можно

Москва, 1 мая 1931 года (10 месяц с р.н.м.)

- Не простит тебя твой кит, и два маленьких бобра, утка может быть простит, ведь душа ее добра, - выводит недавно разученный текст 2013 года запевальщик Ванюшка.

- И, все дружно! - я вмешиваюсь в процесс, взмахивая ложкой как дирижерской палочкой.

- Простит утка проститутка проституточка! - ревет сводный хор бригады так, что прогибается фанера перегородок.

В ответ где-то глубине общаги раздается неразборчивый мат. Там, за стенками, тоже хлещут пшеничный сок без мякоти, только под другие песни. В день Интернационала так можно.

- Ты плохой хозяин был, для животных для своих... - звонкий голос Ванюшки легко перекрывает праздничный гам трех десятков коммунаров.

Издержки эпохи; нет тут никакого звукового сопровождения для застолья, кроме как дружно драть глотку. Первое время процесс меня удивлял, затем - раздражал. На пятом году я втянулся. Выучил местные песни, припомнил свои из школы и вуза. Заодно притерпелся к антисанитарии и тесноте - не так оно и страшно после кромешного соловецкого ада. Пусть в пятисаженную,* рассчитанную на шестерых каморку** набился чуть не весь состав бригады, пусть обрывки газет вместо тарелок, пусть кислую вонь застарелой потины не может перебить ни "аромат" сивухи, ни густой табачный смрад, ни задувающий из окна майский ветерок, пусть назавтра придется бить вшей. Все равно весело.

Человек скотина социальная, каждому легче идти по жизни со своей стаей, с городом, с нацией. Трудно шаг за шагом пробивать свою колею. За метаниями по миру я и не подозревал, насколько трудно - пока кандидатская карточка ВКП(б) не растворила хитин коммунарского презрения. Теперь никто не поминает былого; ребята в бригаде просты как ситцевые трусы, если вдруг свой - то свой, без оттенков белого, если доверие, то сразу полное, до интима, мыслей, чувств. Водоворот прямодушных отношений мгновенно засосал меня в глубину советской жизни, целый месяц пролетел как счастливое беззаботное детство. Но только месяц - кошмар грядущего сработал как спасательный буй, который вытянул меня из когтей дьявольского, первобытного искушения: раствориться среди "наших", еще и еще раз отложить на будущее решение сложных взрослых вопросов.

Не миновала чаша сия и Александру. Она, как прояснила страшную судьбу родителей, большевиков стала ненавидеть еще сильнее, хотя, казалось бы, сильнее и некуда. Но перед первомаем не удержалась. Купила соколку,*** красный гарусный беретик, юбку клеш, и буквально навязалась на праздник вместо со мной. Так сказать, для изучения врага в естественной среде обитания. Сейчас прижимается к моему плечу, лицо чуть с зелена, но... как же охотно она смеется над незатейливыми коммунарскими шутками! И слава Богу. Я рад за нее, я вижу, как с нее сползают многие печали знания и послезнания. Ей полезно хотя бы день до вечера побыть недовзрослой советской девчонкой. Такой, как все.

- Кому картошечку?! - в каморку ввалились ребята с огромным парящим бачком в руках.

На костре готовили, во дворе. В день Интернационала так можно.

- Седня без нормы! - с гордостью объявляет Семеныч. - Кто сколько сожрет!