Павел Дмитриев - Скрепы нового мира (Анизотропное шоссе, Iii)

Похожий на средневековую крепость вокзал Баку мы встречали на подножке, в нетерпении, так, верно, мечтали ступить с борта Мейфлауэра на землю Нового Света пуритане из Плимута. После полутора суток в душегубке, без нормальной еды и сна, в сердце стучала одна единственная на двоих мечта - добраться до ванны с чистой водой, выскоблить из кожи и волос пот, гряз, насекомых. А после - уснуть на чистом белье. И пусть все ГПУ подождет!

\\\*Восстания на северном Кавказе в конце двадцатых - начале тридцатых шли фактически непрерывно. Крупные силы РККА при поддержке артиллерии подавляли сопротивление в Чечне, Дагестане и русских надтеречных районах в 1929 году, в 1930 году в 1932 году...\\\

\\\**С 1929 года (и до 1941 года) село Гудермес переименовано в рабочий поселок имени Калинина.\\\

\\\***Расхожая фраза англо-французского писателя Хилэра Беллока (опубликована в 1898 году)

\\\****Лауданум (Laudanum) -- опийная настойка на спирту. В СССР была снята с производства только в 1952 году.\\\\

7. Персидские сказки

Ближний восток, лето 1931 года (год и месяц с р.н.м.)

Проклятое, отвратительное Солнце! Как злобно оно жарило нас в поезде! И вот опять взялось за старое. Я подтянул двуспальное шелковое одеяло вверх, закрывая Сашино лицо; пусть яркие лучи сколько угодно пятнают волосы, те, что волной растеклись по хрустком снегу полотняной наволоки. Сам зарылся в подушку рядом - урвать еще хоть часик полудремы.

Шестое утро срыва. Некогда любимый - если верить шепотку портье - номер Яшки Блюмкина в отеле "Новая Европа". Интересно, идут ли чекисты по нашему следу? Или сдали дело в архив? А может, все еще ждут на далекой Польской границе? Да какая к Шокли разница! После всего, что случилось в дороге, Москва мнится звездой из далекой-далекой галактики. Непостижимой, загадочной и в тоже самое время - абсолютно бесполезной.

Вчера, из фаэтона, мне показалось - нет в Баку никаких Советов. "Все как раньше, только хуже" - грозная и великая Российская Империя по-прежнему окормляет свою дальнюю окраину. Прикинутые легким национальным колоритом мужчины сидят на улице возле своих лотков, торгуются в лавчонках, лениво пекут на жаровнях снедь. Укутанные в чадры гюльчитай бодро шлепают чувяками по неровной пыльной мостовой рядом со сверкающими обнаженными коленями и плечами гражданками. Нет вездесущих кумачовых плакатов, нет хвостов очередей, нет потока целеустремленного пролетариата; весь полумиллионный город - один сплошной крикливый рынок.

Я невольно прислушался, и сразу, улица за закрытым окном загомонила сотней голосов. Негромко, однако до ужаса назойливо, с таким фоном нипочем не уснуть. Почитать бы ленивую книгу, или хоть газету... хотя, по-хорошему, давно пора заняться собственной недельной щетиной. Вечером, при свете десятилинейной лампочки, я бриться не рискнул - теперь самое время. Тем более, супругу будить не придется: пристреленный Сашей суперагент и подлец знал толк в гостиничном сервисе, местный туалет - отдельная комната, с окном, зеркалом в рост и чугунной ванной.

Сторожась лишний раз скрипнуть пружиной, я выскользнул из кровати. Станок, помазок и свежее лезвие свои - наш единственный чемоданчик обошли пули террористов. Мыло гостиничное, мягкое и душистое - абсолютно невероятный для СССР сервис. Но особенно хорош низкий и широкий мраморный подоконник; вчера мы с Сашей нашли ему достойное применение. Довольную улыбку-воспоминание погасил взгляд на одежду: выстиранный в очередной раз пиджак потерял всякие остатки формы, с брюк так и не сошли бурые разводы. Я провел рукой по скукоженному рукаву, попробовал расправить замятые плечи... увы, жестокого обращения ткань не пережила. Мой любимый непарный костюм теперь сойдет лишь за повседневку разнорабочего или крестьянина. Александре повезло больше, ее выручило взятое с собой парадное крепдешиновое платье - безнадежно изгвазданную в крови юбку и блузку мы бросили в поселке имени Калинина.

Кое-как подвязавшись полотенцем с заковыристым вензелем "НЕ", я распахнул окно. Высунулся в духоту набирающего силу дня с третьего этажа, выцелил поблизости мальца лет двенадцати, свистнул, а затем - поманил пальцем:

- Эй! Как насчет заработать?

- Вам, дяденька, газетку принести, водочки с закуской или барышень позвать?

Удачно попал! Хорошо изучивший три главных потребности новой советской элиты коммерсант куда полезнее случайного пацана.

- Для водочки рановато, - не стал я ломать шаблон. - А вот поесть не помешает.

- Поесть, - рассудительно возразил малец, - это вам, дяденька, в нашу чайхану лучше, тут рядом, я провожу.

Мысль дельная. Забитый партийными функционерами ресторан совсем не то место, где мне хотелось бы показаться. Да еще в такой одежде... опять же, Саша спит.

- Чай принести сможешь?

- Конечно, дяденька!

- А ежели с лепешками? И круг колбасы, чтоб прямо с углей?

- Сию минуту!

- Персиков захвати! Газету! И букет цветов!

Услышал ли? Шибко быстро метнулся в проулок.

Через четверть часа осторожный стук в дверь возвестил о прибытии завтрака. Юный коммерсант умудрился без помощи взрослых припереть медный чайник, гору горячих лепешек, пакет персиков килограмма на три, уйму зелени и здоровенный круг колбасы, способной свести с ума одним лишь ароматом. По газету маленький хитрец не забыл, хотя не сказать, что вчерашний "Красный нефтеперегонщик" меня сильно обрадовал. Цветов, стервец, не принес. Не успел, а может, принял мои последние слова за неудачную шутку. Более же всего меня удивила цена - за подобные деньги в Москве выйдет позавтракать разве что в рабочей столовой.

Довольный чаевыми малец уже примеривался улизнуть, когда меня осенило:

- Ну-ка погодь! Хорошую одежду достать сможешь?

- На вас, дяденька?

- Да. Нужна сорочка, - я на всякий случай потыкал пальцем в свою грудину. - Брюки и пиджак.

- Найду!

- Точно?

- Вот те крест! - малец быстро обмахнулся рукой перед собой. - Только вы, дяденька, никуда не уходите!

- Куда я от колбасы-то денусь, - пошутил, но видя недоумение, махнул рукой: - Беги уж!

Следующий стук раздался подозрительно скоро, мы с Сашей только-только успели расправиться с колбасой и приступить к персикам. Я ожидал увидеть толстую разбитную тетку или старого жулика с баулом шмоток, явилась же целая делегация. Во главе, с перекинутым через плечо матерчатым метром и швейной машинкой в руке, выступал седой импозантный еврей. За ним целых три девушки, вероятно дочери или внучки, нагруженные на манер ишаков - свертками, кульками, многочисленными рулонами ткани, дымящимся утюгом и гладильной доской.

- Альберт Моисеевич, прошу любить и жаловать, - отрекомендовался портной. - Костюм вам строить будем?