Сергей Катуков - Ангелёны и другие. Сборник рассказов

Отец Нинель был крупным партийным работником. Ещё в то, заканчивающееся советское время. Одноклассники по-тихому смеялись над её именем, выбранным партийным отцом (если читать наоборот — выходил псевдоним Ильича), которое как-то шизофренично накладывало на образ девочки-отличницы профиль вождя мирового пролетариата. Страннее всего, как это нелепое наложение соединялось на одинаково схожем для обоих большом плафонообразном лбу. Вплоть до института она носила пышные плотные причёски, закрашивавшие её выпуклое бледное чело. Взгляд её гипнотизировал однокурсников-мальчиков, легкомысленно-затаённый и как бы всегда убегающий, словно он сам по себе и всегда над чем-то смеялся или скрывал болезненное головокружение своей обладательницы.

«Я не могу понять, почему ты ещё не с парнем», — проползал под гулом столовой вопрос её подружки с факультета фи-пси. (Предусмотрительный папа по своему разумению определил Нинель на юридический, который она посещала старательно и безразлично).

— У тебя глаза такие… бабские… как будто просят молока. Или как будто ты постоянно хочешь на ручки, — язвила Ирина, занимавшаяся философией Жоржа Батая. В отличие от Нинель у неё не было таких глаз. И таких бледных, чуть полноватых губ, гипсово задиравших ложбинку под носом. И наивного овала лица рафаэлевских мадонн. Это была не красота. Но зовущее, выманивающее откуда-то из-под ложечки тайкое, тающее любопытство перед смазливой привлекательностью, под маской которой настороженно веселилась уловка природы.

— Давай я тебе устрою рандеву. В среду у нас лекция по конкурентному гипнозу от новенького преподавателя. А вечером в общежитии факультатив по теме. Загипнотизируешь какого-нибудь мальчика.

— О чём это ваше конкурентное?

— Нелечка… тебе не всё ли равно?

— Не знаю…

— Не будь дурочкой. Придёшь и узнаешь.

— Да? — Нелечка опускала притворно стыдливый взгляд, ковыряла в салатике, снова поднимала на Ирину то ли бессонные, то ли псевдобесстыжие глаза.

— Да!

— Ну, я не знаю, — и обе прыскали со смеху.

На лекцию Нинель не пришла. Только через неделю заглянула в общежитие, где, словно адепты новой секты, вокруг лектора сбилась небольшая стайка студентов-старшекурсников. Ирины не было. Из-за этого чувствовалось спокойнее, раскованнее, и Неля присела за самой последней спиной. «Спиритический сеанс», проходивший при камерно и пещерно подрагивавших свечах, оказался весьма развлекательным действом. Платочки огоньков то и дело подвижно встряхивались от колебавших воздух смешков. «Магистр», худощаво, по-циркульному расставившись в центре, носил причёску, как у леонардова музыканта. Худая улыбка обнажала игривые кончики зубов. Голос был гулким, заставлявшим прислушиваться, снотворным. Звали его почему-то Роман Барт.

Он беспрестанно гудел, стоял с выпрямленной, как по леске, спиной, двигая только руками. Глаза и ноги раскачивались на удивление синхронно. Неля никак не могла уловить смысл его слов. Они, будто рыбки, образовав вдруг понятно сложившийся узор, внезапно разбегались, как только она погружала осторожные пальцы своего внимания в неуловимый ручей его голоса. Слоги родного языка, казалось, склеивались, слипались таким новым и непривычным образом, будто становились сочетаниями древнего, языческого повествования, поэтическим трактатом заклинаний. Наконец, он поставил пару стульев друг против друга. Пригласил желающих, которые должны были, следуя его подсказкам, наперегонки загипнотизировать своего визави. Ни у кого ничего не выходило.

— Смех вам мешает, молодые люди! Сосредоточьтесь! — внушал он, сам едва чуть старше подопытных и едва сдерживаясь от веселья.

— Ага! Я тебя первый загипнотизировал! — наконец вскрикивал первый испытуемый.

— Ничего подобного! Вот, видишь? Вот он я, — и второй поднимал ладони, резко, по-фокусничьи вертя ими.

— Так не пойдёт, господа! — сокрушался «магистр». — Нам нужен серьёзный человек, который бы педантично следовал правилам методики. — Он близоруко пошарил глазами по студентам и опрометчиво заглянул в последний ряд из единственного человека. Обрадованно улыбнулся, вежливо за кончики ладоней выудил оттуда покорную Нинель. Она смущённо, иронично улыбалась глазами вниз.

— Будьте серьёзны! Я вижу в вас большой потенциал. Вот вам напарник, — внимательно отслеживая неуловимый нелин взгляд, он усадил её на стул. — Вы здесь новенькая?

— Да, — ответила она просто.

— Ваш любимый цвет — голубой, — сказал Роман, несколько выждав.

— Да.

— Положите ладони на колени. Чувствуете: ваши руки теплы. Представляйте всё, что я скажу. Каждую деталь. Каждый оттенок. Сила вашей фантазии безгранична. Посмотрите в глаза напарника. Они — большие луны на ночном небе. Далёкие-далёкие луны. — Голос «магистра» оказался у неё за затылком. Она увидела два блестящих чёрных зрачка. Юноша напротив неё смущался и краснел. Быстро смаргивал. Она, чуть напрягши веки, вгляделась, разобрав, как отсвет далёких светил бросил на луну трепетный луч, и заколебались тени лунных гор. Одинокий лунный скалолаз поднимался по одному из кратеров, осыпая голубоватый грунт и голубоватые тени. Изображение луны задрожало, напряглось и застыло. «Спать», — мысленно приказала она. Молодой человек, сидевший на стуле напротив, свалился на пол. Раздались отдельные охи, а потом общий смех, какие-то слова, аплодисменты. Глаза Барта только на мгновение вспыхнули смехом, а потом в них возникло выражение опасности. И непреодолимой жажды.

— Как вас зовут? — спросил Барт, когда они вышли на улицу. Сетчатый, косой снегопад светился от фонарей.

— Нинель, — ответила девушка, смахнув снежинку с ресниц и, наморщив носик, улыбнулась. Он, о чем-то подумав, мельком посмотрел на её лоб, спрятавшийся под пушистым чепчиком волос.

— Нинель… Нинель… приходите, пожалуйста, послезавтра… У меня есть одна большуущая просьба… задание.

— Какое задание? — снегопад был сильный, мешал смотреть прямо, отовсюду лез влажными колючками. Надо удержать, заинтересовать Нинель. Взял её руки, спрятанные в варежки.

— Приходите к нам на факультет. Пожалуйста. Кафедра общей психологии. Или лучше сразу в лабораторию экспериментальной психологии. Знаете, там завкафедрой ещё Андрей Петрович Бальджо? Знаете, что о нём говорят?

— Что?

— Петрович, как кета, наполненная икрой удовольствия!

Она смотрела на Ирину своими смеющимся, бесстыже извиняющимся взглядом («Нелька, ты так смотришь на людей, как будто раздеваешься перед ними»), в столовке под оловянный стук вилок и ложек рассказывая о том, как «угомонила» сначала одного «напарника», потом второго, потом, когда за неё взялся Барт, ему удалось что-то такое сделать, что она как будто вышла из комнаты и очутилась на взморье. Дул неприятный ветер, крапинки соли ложились ей на кожу. Внизу, между валунов, стоял сам Барт и выжидательно смотрел на неё. И потом, как во сне, они куда-то вместе пошли. И вышли на порог общежития. Он, сбиваясь, часто щёлкая кадыком, упрашивал прийти к нему на кафедру. «Зачем?» — спрашивала она. «Затем, — говорил он, — что загипнотизировать-то я вас загипнотизировал, но только уже после того, как первой это сделали вы. У вас дар».