Сергей Катуков - Ангелёны и другие. Сборник рассказов

А теперь посмотрим на нее сейчас. Платформы — наичистейшее место в Лондоне. Обслуживание пассажиров бесперебойное и надежное. Персонал, насколько я могу судить, безотказно услужливый и вежливый. Число пассажиров увеличилось до поразительных 1,2 миллиона в год, что превосходит всех путешествующих по наземной железной дороге вместе взятых. Согласно журналу Time Out , в отдельно взятый момент в подземке находится 600 000 человек, что делает это место одновременно более населенным и интересным, чем Осло. В Evening Standard я прочитал, что средняя скорость поезда метро всего лишь 21 миля в час, что на деле не слишком быстро (если только вы не ездите регулярно между Лисс и Ватерлоо, в этом случае вы как будто находитесь внутри ракеты), хотя и кажется, что весьма резво, и чтобы перевозить такое количество людей посредством такой огромной и престарелой системы с редкими заминками — это чрезвычайное достижение.

Но тогда ещё вот какая штука о Лондоне. Здесь большое количество вещей делается в высшей степени хорошо, хотя, может быть, это того не стоит. Так что позвольте мне сказать, я думаю, что Лондон — самый лучший город во всем мире. Я знаю, в нем нет той энергетики и раздражающего динамизма Нью-Йорка или гавани и песчаных пляжей Сиднея, или бульваров Парижа, но в нем есть почти все остальное, что делает город великолепным — и озеленение одна из таких вещей. Никто этого не осознаёт, но Лондон — один из менее многолюдных мегаполисов на Земле: в Нью-Йорке на гектар приходится 93 человека, в Париже — 83, но в Лондоне — всего лишь 43. Если бы Лондон был бы так же плотно заселен, в нем проживало бы 35 миллионов. Вместо них он имеет парки — 142 — и более чем шесть сотен скверов. Почти 40 процентов Лондона — зеленое пространство. Вы можете получить весь этот столичный шум и суматоху, а затем завернуть за угол — и услышать птичье пение. Превосходно!

Лондон, возможно, и самый большой город в мире. Не в терминах протяженности — хотя кто знает, здесь и этого предостаточно — или по числу жителей, но с точки зрения плотности, сложности и глубины истории. Лондон не просто огромен по горизонтали, он огромен сквозь время. История поработала здесь на славу. Скорее, это даже не один город, а два — Вестминстер и Лондонский Сити — плюс более или менее бесконечное число инкорпорированных городков, районов, округов, административных единиц, церковных приходов и географических достопримечательностей, покрывающих карту странными и манящими названиями: Парсонс-Грин, Севен-Дайэлс, Суис-Котедж, Баркинг, Туттинг-Бэк, Чок-Фарм, таинственный галлийский Тейдон-Буа. Большинство из самых известных районов — Вест-Энд, Блумсбери, Уайтчепел, Мейфэр — официально даже не существуют и не имеют формальных границ. Они просто есть. Политически Лондон — свободное объединение тридцати двух районных советов и Корпорации лондонского Сити, их ответственность поделена между Администрацией Большого Лондона, Лондонской ассамблеей, семьюдесятью тремя парламентскими избирательными округами и 624 политическими административными единицами. Вот такой вот великий беспорядок, если вкратце. Во главе всего этого Борис Джонсон, человек, чье неуклюжее поведение, сама прическа которого — монумент беспорядку. И это как-то еще и работает. Значит, это и в правду великий город.

В моем распоряжении было две недели, по крайней мере, теоретически. Обе мои дочери ухитрились забеременеть одновременно (хотя и в разных местах) и готовились к родам примерно в одно и то же время в разных клиниках Лондона, и я был строго-настрого проинструктирован находиться поблизости на случай — ну, я не знаю, на какой случай. Вскипятить воду, например. Стоять наготове в подобострастной, но бесполезной позе. Кто знает? Итак, у меня было две недели, которые я мог провести как угодно, но оставаясь достаточно трезвым, чтобы вести авто, и не отходя слишком далеко.

Я решил, безо всякой подготовки, начать с прогулки в Лейтон-Хаус, дом художника викторианской эпохи Фредерика Лейтона, расположенного на Холланд-Парк-Роуд на западе Кенсингтона. Я ни капли не знал о Лейтоне, и совсем не был уверен, была в этом моя или его ошибка. Вышло так, что он был знаменитейшим художником своего времени. Кто бы мог подумать! Ранее я несколько раз прогуливался возле этого дома и каждый раз находил, что он выглядит интригующе — он большой и окружен атмосферой торжественной важности, как если бы ты действительно обязан знать этот дом и личность, проживавшую в нем, так что я внес его в список Вещей-Которые-Следует-Посетить (Но-Возможно-И-Нет). Нечасто я заглядываю в этот список, так что мне скорее нравилось думать о том, чтобы сходить туда. С другой стороны, был дождливый день, как раз впору для музея.

Я тотчас же полюбил Лейтон-Хаус, в том числе потому, что цена входного билета для меня снижена с 10 до 6 фунтов стерлингов ввиду моего солидного возраста. Дом мрачный и большой, но чрезвычайно эксцентричный: в нем, к примеру, только одна спальня. С точки зрения декора, это что-то вроде помеси берлоги паши и нью-орлеанского борделя. Он наполнен арабскими изразцами, шелковыми обоями, разноцветной керамикой и разнообразными предметами искусства, на многих из которых изображены девушки с обнаженной грудью, относительно которых я всегда только «за».

Лейтона сейчас не очень-то хорошо помнят, с одной стороны, потому, что многие из его картин закончили свой путь в таких странных местах, как Барода-Музеум в штате Гуджарат, Индия, в Колледже Агнес Скотт в Декейтер, штат Джорджия, куда немногие из нас способны отправиться, чтобы взглянуть на его творчество; с другой стороны, его творения несколько вычурны по современным меркам. На многих из них изображены воздетые руки и умоляющие взгляды, и они носят названия вроде «И море отдало своих мертвецов» или «Персей на Пегасе, спешащий на помощь Андромеде».

Но в свое время Лейтон чрезвычайно ценился. В 1878 году он был избран президентом Королевской академии художеств, а в новогоднем списке награжденных за 1896 год (ежегодном в Британской системе вознаграждения) он стал первым — и до сих пор единственным — художником, удостоенным права носить титул барона. Но недолго наслаждался он этой привилегией. Он умер не более чем месяц спустя и был похоронен в Соборе Св. Павла как национальное достояние с превеликой помпой. Оксфордский Словарь национальной биографии, который по крайней мере лет пятьдесят нигде не достать, уделил ему 8200 слов, а это на тысячу больше, чем любому из его современников.

Тридцать лет жил Лейтон в своем Лейтон-Хаус в одиночестве. Его сексуальные предпочтения были чем-то вроде загадки для того, кто мог бы уделить некоторое время, если бы задумался о них. После десятилетий внешнего воздержания, он, кажется, возродился для игривых занятий, после того как открыл для себя юную красоту из Ист-Энда по имени Ада Пуллен (которая затем, по неизвестным мне причинам, изменила свое имя на Дороти Ден). Лейтон привел ее в порядок, прикупил ей прекрасный гардероб, занялся ее образованием по части дикции и других культурных изысков и ввёл в высшее общество. Если все это вызывает у вас в памяти Генри Хиггинса и Элизу Дулитл, то это не совпадение. Джордж Бернард Шоу, говорят, смоделировал своего «Пигмалиона» по следам их отношений. Познал ли Лейтон миссис Ден в полном, библейском, смысле, неизвестно, но он определенно получал удовольствие, изображая ее без одежды, что с энтузиазмом подтверждает коллекция картин в Лейтон-Хаус.