Кирилл Шишкин - Освобождение-2 [litres]

– Да ладно уж, подходите, – говорит Рокоссовский, проглатывая последний кусок, – Не дадут начальству спокойно поесть, – он глотает из фляги, встает, стряхивает крошки с галифе, – Ну что, товарищи командиры? Про приказ знаете. Ваше мнение я тоже знаю, так что увольте, сам думаю так же. Но в армии приказы не обсуждают… Особенно в нашей армии, – добавляет он после короткой паузы.

Они подходят к другой бронемашине, где сооружен импровизированный стол из нескольких досок, а несколько чурбаков заменяют стулья. Адъютант раскладывает перед ними карту.

– Давайте подумаем, что можно сделать, – говорит Рокоссовский, усаживаясь на качающийся чурбан, – Нам велено повернуть оба корпуса непосредственно на Варшаву. Как мы знаем, оборону там немцы сумели организовать. Может, и не столь плотную, но нам при отсутствии тяжелой артиллерии и той поддержки авиации, на которую можем рассчитывать, будет трудно ее преодолеть. Даже если мы оба корпуса положим в этих полях..

– Надо поворачивать 19-й корпус, – говорит Катуков, – Он вполне способен нанести удар вот здесь и здесь, – показывает на карте, – Там, глядишь, и пехота подтянется. Если мы сейчас повернем обе наши дивизии, то от колечка, которое пока есть еще шанс замкнуть, ничего не останется.

– Приказано повернуть оба корпуса, – как бы про себя, но достаточно громко, произнес Рокоссовский.

– Тогда надо повернуть часть 35-й танковой и 131-ю моторизованную, – предлагает Маслов. – Если сегодня подойдут части 24-го корпуса, то этого будет достаточно, чтобы наступать на Варшаву и, хотя бы обозначить окружение.

Рокоссовский несколько минут задумчиво смотрит в сторону.

– Мне иногда кажется, – наконец произносит он, – что от нас требуют не столько штурмовать Варшаву в лоб, сколько прекратить операцию по окружению немецкой группировки. Если мы сегодня продолжим наступление, можем завтра к вечеру, самое позднее, послезавтра к утру выйти к Висле в районе плацдармов, захваченных 10-й армией. Если бросить все резервы, то можно будет создать достаточно плотное кольцо окружения, в которое попадут все немецкие войска. Можно если и не выиграть войну, то сильно приблизить разгром Германии. Особенно если учесть, что направление на Берлин сейчас практически открыто. А вот ежели мы сейчас остановимся, немцы увидят опасность полного окружения и начнут отводить войска от Варшавы, чтобы не оказаться отрезанными от Германии. Вот такой вот расклад, – он мотает головой, смотрит на Маслова уставшими воспаленными глазами. – Вы правы. Мы сделаем так, как вы предложили сейчас. Отдайте приказы в дивизии и поставьте задачу генералу Фекленко. Я свяжусь с ним через полчаса.

Майор Миронов сидит, прислонившись к толстому стволу дерева. В лесу громко и смело поют птицы, над головой шумят кроны деревьев, где-то недалеко стучит дятел. Люди, уставшие за день, отдыхают, используя редкие минуты покоя. Из кустов на поляну выскакивает заяц. Толстый, упитанный. Он встает столбиком, несколько мгновений смотрит на неподвижно сидящих людей, затем одним прыжком скрывается в кустах. Шевелится трава, раздвигаемая длинным извивающимся телом. Змея доползает до сапога капитана Лифанова (по кличке Змей), и замирает. Над травой появляется маленькая черная головка.

– Чует родню, – смеялся старший лейтенант Пашутин, – Змей, она тебя признала.

– Ну, и что ты на меня уставилась, – обращается к гадюке капитан, – Ты чего, меня съесть хочешь? – он шевелит ногой, змея мгновенно исчезает в траве, – Слушайте, прямо зоопарк какой-то!

– Как будто и войны нет, – произносит сидящий рядом с Мироновым Симкин.

– Да, – отвечает тот, – Сейчас бы по грибы! Лес-то какой красивый! И грибов здесь, наверное, навалом.

– Какие сейчас грибы, – замечает Симкин, – Грибы, они осенью.

– А нам все одно, – говорит Миронов, срывая травинку и прихватывая ее губами. – Что сейчас, что осенью. Не придется нам, видать, по грибы ходить еще долго.

К нему подходит старший лейтенант Тарасов, он же Гоша.

– Командир, – начинает Гоша, – Еда кончилась совсем. Надо что-то делать…

– Змей, – зовет майор.

Капитан Лифанов встает, с хрустом в суставах потягивается.

– Надо идти за едой, – говорит майор, – Пойдут ты, Гоша и Дятел. Только вот что: вы идите не на дорогу. Помнишь, проходили хутор в лесу? Место, вроде, глухое. Там и возьмете еду.

– Понял, пошли Гоша. Дятел, хватит спать, собирайся, пойдем в магазин, за хлебом.

Советская пехота и танки идут в атаку. Бой кипит на окраине Варшавы. Немцы, засевшие в развалинах домов, ожесточенно сопротивляются. Огневые точки, расположенные в подвалах, которые не может поразить советская артиллерия, прижимают атакующую пехоту, по танкам бьют из бойниц противотанковые ружья и даже противотанковые пушки. Советская пехота залегает. Бойцы на руках подтягивают две противотанковых сорокапятимиллиметровых пушки. Пушки успевают сделать по одному выстрелу, и длинная пулеметная очередь скашивает половину расчетов. Остальные отползают в ближайшую воронку.

Командир 37-й стрелковой дивизии полковник Чехарин появляется среди залегшей в развалинах пехоты. К нему подбегает командир полка полковник Соколов, с перевязанной головой, вымазанным глиной и сажей лицом, с наганом в руке.

– Почему остановились? – кричит комдив.

– Товарищ полковник, артиллерия нужна. Немцев выкурить. Даже танки не пройдут. Мы и так половину людей положили.

Чехарин пробирается между обломками дома, под ногами у него хрустят осколки посуды, сломанные стулья. В углу стоит нетронутая кровать. Полковник встает на нее и смотрит через стену. Все дома в округе превращены в развалины. Посреди улицы лежат убитые и раненные красноармейцы, горят три танка Т-26. Несколько бойцов отползают назад по противоположной стороне улицы. Пулеметная очередь бьет прямо по ним, видимо все убиты или тяжело ранены, лежат неподвижно, кроме одного, который громко кричит и катается по земле.

Полковник Чехарин опускается на кровать, на которой он только что стоял.

– Надо атаковать, – говорит он командиру полка.

– Товарищ полковник, Андрей Евсеевич, у меня от второго батальона уже ничего не осталось. Первый батальон тоже потрепали изрядно. В третьем батальоне после вчерашнего боя в ротах по пятьдесят-шестьдесят штыков. Нужны танки. Прикажите артиллерии, пусть она накроет эти дома.

– Нельзя останавливаться, полковник Соколов, – официальным тоном говорит комдив. – Танки подходят, сейчас придут пять КВ. Артиллеристам я отдал уже приказ. Через три минуты поднимайте людей в атаку.

Над головой проходят штурмовики, поливая пулеметными очередями немецкие позиции. По домам, где засели немцы, начинает бить советская артиллерия, затем она переносит огонь вглубь.