Кирилл Шишкин - Освобождение-2 [litres]

Впереди показывается просвет между деревьями.

– Стой, – полковник поднимает руку.

Его люди толпятся рядом. Через просветы между деревьями были видны темные силуэты танков.

– Туда нельзя, – говорит Штрейх, – Остановимся здесь, русские, кажется, идут стороной.

Они залегают среди деревьев. Вскоре за деревьями показываются фигуры людей.

– Это русские, – шепчет лежащий рядом летчик.

Штрейх молча кивает и поднимает винтовку.

Бойцы из дивизии НКВД двигаются цепью, с интервалом не более пяти метров. Они держат винтовки наизготовку и внимательно осматривают все подозрительные места.

Раздаются несколько винтовочных выстрелов.

– Наши стреляют, – снова шепчет летчик, – Это, наверное, те, кто пошли за майором. Может быть, русские повернут туда.

Штрейх качает головой. В лесу раздаются отдельные выстрелы, но видно, как цепь русских продолжает приближаться.

– Они сейчас подойдут близко, – говорит он негромко, но так, чтобы все слышали, – Тогда они нас перестреляют, как куропаток. Там, – он показывает за спину, – русские танки, но если мы подойдем к ним незаметно, у нас будет шанс проскочить. Вперед!

Они осторожно двигаются через невысокий, доходящий лишь до пояса людям, кустарник. Сзади гремят выстрелы – их заметили.

– Бегом, – кричит Штрейх, сам он встает за дерево, прицеливается и стреляет. Затем бросает разряженную винтовку на землю, достает из кобуры «Вальтер» и отходит, прячась за стволами деревьев.

– Господин полковник, господин полковник, – это кричит танкист, один из тех, что служили в его полку, – Сюда.

Он ныряет в густой орешник и оказывается у самой дороги, где его ждут оба танкиста и фельдфебель. На дороге стоят семь русских танков. Они вышли чуть позади танков, метрах в тридцати.

– Сейчас, по моей команде бежим через дорогу, – говорит полковник.

В это время возле одного из танков на дорогу выбегают оба сапера и летчик. Они почти проскакивают между танками, но люк на башне открывается, оттуда появляется голова, а затем и верхняя часть туловища советского танкиста. Он держит в руках пистолет и стреляет в бегущих. Тут же открывается второй люк и оттуда тоже выглядывает танкист с пистолетом. Начинают открываться люки в остальных танках.

– Вперед, – командует полковник, и немцы бросаются бежать. Им нужно преодолеть метров двадцать открытого пространства, но с крайнего танка их замечают. Оба танкисты вылезают на башню и, стоя во весь рост, стали стреляют из пистолетов. Бегущий впереди фельдфебель как будто спотыкается и летит в канаву за дорогой. Один из танкистов хватается за бок и падает на колени. Штрейх разворачивается к танку и стреляет в танкистов. Солнце бьет ему в глаза, и он понимает, что попал, лишь когда один из русских вдруг резко приседает. Второй танкист наклоняется к нему, чтобы поддержать и не дать упасть с башни на землю. В это время полковник и один из уцелевших танкистов добегают до леса и скрываются в нем.

В лесу хрустят ветки от множества ног и из-за деревьев появляться бойцы с винтовками наперевес.

– Кто такие? – кричит танкистам сержант с малиновыми петлицами НКВД.

– А что, не видишь? – отвечает Озеров, – Мы монголо-татары. Если вы про немцев, то двое вон туда проскочили…

Но бойцы НКВД не преследуют немцев. Они останавливаются среди танков, кто-то закуривает, кто-то присаживается у обочины и начинает перематывать портянки.

Озеров добегает до крайнего танка. Там на земле лежит с пробитой головой боец Пряхин, девятнадцатилетний парень из пополнения, прибывшего в полк только три дня назад. Озеров даже имени его не успел запомнить.

– Вы старший? – спрашивает у Озерова молоденький стройный блондин со знаками различия лейтенанта НКВД. Форма его изрядно потерта и застирана, на левом боку гимнастерки проступило грязное пятно.

– Я старший, – Озеров не спеша поднимается и подходит, – Лейтенант Озеров, командир танкового батальона.

– Лейтенант Гавриков, – представляется энкэвэдешник, – Командир взвода, – он вынимает пачку трофейных немецких сигарет и предлагает Озерову, – А вы чего тут делаете? Нам не сообщали, что здесь могут быть наши танки.

– Получил новые машины. Вот, решил проверить своих пацанов. И тут же, понимаешь, боевое крещение. Убили моего бойца. А танков здесь, сколько хочешь. Километра полтора проехать.

– Так подожди, ты из 4-го мехкорпуса?

– Ну да…

– Ничего себе пропахали. Мы за этими немцами черт знает сколько километров гнались. Еле-еле добили.

– Так не добили, говорю же, двое ушли.

– И черт с ними! Со вчерашнего дня их гоним. Люди еле на ногах держаться. Черт с ними, с двумя. Мы десятка четыре положили в лесу.

Они, разговаривая, доходят до танка Озерова, он влезает на броню, делает приглашающий жест рукой. Энкэвэдешник легко взбирается на танк, снимает каску. Вытирает пот со лба.

– Тебя как звать-то, – спрашивает Гавриков.

– Андреем, а тебя?

– Меня Костей зовут. Ты откуда?

– Из Ленинграда.

– Здорово! А я из Смоленска. Я в этом году училище закончил. Нас досрочно выпустили, всех в пехоту отправили, а меня все таскали по разным частям, а потом сюда попал.

– А вы кто вообще. Если не секрет?

– Мы – 23-я мотострелковая дивизия НКВД. У нас своя война с немцами. Вы их гоните, почем зря, а они от вас, кто уцелел, по лесам прячутся. Вот мы и идем от самой границы и леса эти прочесываем. Над нами смеются, кто смелый, конечно, мол, крысы тыловые. А у меня из взвода 18 человек уже в этих лесах осталось. Если бы нам три дня назад пополнение не пригнали, мне бы некого было в лес вести. Я уже из нового пополнения трех человек в этом лесу оставил. Так что ты на нас, Андрей, свысока не смотри. Мы, вроде, в атаку не ходим, но как пули мимо уха свистят, каждый день слышим.

– Да я и не смотрю свысока. С чего ты взял?

– Да я так, – Гавриков хлопает по броне, на которой сидит, – Серьезная штука. И чистый, как новенький.

– А он и есть новенький. Ты бы видел ту машину, на которой я сюда дошел. Места живого нет, вся в царапинах, вмятинах. И ни одной пробоины. Не берут его снаряды. Иногда немцы как шарахнут прямо в лоб, потом до вечера в ушах звенит, а танк целый. У меня из экипажа никто не был даже ранен. Впрочем, я и не знаю, где сейчас мой экипаж.

– А чего так?

– Так меня ранили. Попал на дороге в засаду. Вот такие же, наверное, немцы как те, что вы гоняли, обстреляли машины. Ранили легко, но из госпиталя еле отпустили. Так что мой танк сейчас где-то под Варшавой, если не подбили. Зато я уже комбатом стал. А начинал от границы, как и ты – комвзвода был.

– Да-а, быстро у вас двигаются. У нас с этим не очень. У нас среди командиров потерь почти нет. Недавно только в роте одного моего товарища поляки подстрелили.