Татьяна Тихонова - Вопль археоптерикса

Да и, признаться, противогаз меня волновал меньше, чем эта противная вода. После чая вспотели совсем как в бане. А может, это от лекарства, которым фильтр воняет? – насторожился я, прислушиваясь к организму. Нет, мой организм просто хотел спать. Джунгли исходили полуденным зноем, одуряющим звоном и треском, иногда раздавался тяжелый шаг пасущейся поблизости туши.

– Игуанодон, наверное, – известил нас полусонно Прохор, нарушив молчание и разрядив обстановку.

– Не опасен, не? Игуанодон этот? – подхватил борт-стрелок, сидевший рядом, уткнувшись подбородком в ладонь. Потряс головой, просыпаясь, и взялся за винтовку. – Пойду поохочусь. Завтра мое дежурство. Подай-ка мне патронташ, Костя.

Патронташем у него был подсумок из-под противогаза, похоже, самая полезная его часть.

Петр Иваныч в трусах, в сапогах, с кобурой и подсумком на поясе и винтовкой на плече пошел по тропинке, уходящей к берегу. Там, в низинке, много кустов с птеродактилями. Но в луже, что оставалась после прилива, водились руконогие рыбы. Только поймать пока ни одной не удавалось. Издали видишь – сидят у берега, головы наружу выставили, подойдешь, и нет их, как ни бывало. Пробовали в воде шарить, гимнастеркой ловить – ничего. Костя высказал предположение, что они в ил зарываются, как караси. Но не лопатой же ил копать.

Может, в этот раз нам повезет, и в меню на ужин появится что-то еще, кроме крылатых. Хотя сомнительно, до сих пор подстрелить никого не удавалось. Седая голова стрелка скрылась в лесу. Вслед ей поднялся рой пляшущей мошкары.

– Чертовы джунгли, – вдруг сказал Костя, – попали мы в переплет так попали. Даже Галюченко больше не поет.

– Какой же охотник голосить будет, когда дичь вокруг, куда ни плюнь, – ответил я, слушая, как в зарослях шумно выдохнул зверь, судя по выдоху, крупный. – Ну и сам тоже дичью может стать. Что нельзя не учитывать. Однако пора на работу выдвигаться.

Те два вулкана, которые Костя нанес на карту еще в первый день, постоянно оживляли нашу жизнь. Один из них будто дремал, а второй примерно раз в сутки выплевывал черное облако пепла. Ветер приносил эту тучу мусора в лагерь. Каждый раз пепел попадал в котелок с варевом, и каждый раз Петр Иваныч потрясал руками в небо. При этом земля чуть вздрагивала под ногами, а может, просто казалось – вулкан все-таки. И бортстрелок начинал ходить на полусогнутых.

Так было и сегодня. Петр Иваныч широко расставил ноги и согнулся над котелком. Алешка с Костей издыхали от смеха, а Проша улыбнулся и протокольным голосом сказал:

– Петр Иваныч, сила выбросов пепла такова, что можешь не волноваться.

– Да чтоб тебя перекособочило, – ответил без указания адресата Галюченко, по-прежнему стоя на полусогнутых, снимая пену и пепел с похлебки на потрошках, как он называл это блюдо.

Варево это, что с пеплом, что без пепла, пахло курицей, а на вкус напоминало куриные яйца.

– Иваныч, – вдруг обратился к нему Костя, – ты вроде мужик возраста не призывного. Вон – по отчеству тебя называем. Иногда. Как в пехоте-то оказался?

– Та я к свояку в гости поехал, выпили маленько, так и получилось.

Мы окончательно проснулись от дремы – послушать про заезд в пехоту по пути к свояку не каждый вечер приходится.

– Не увиливай, – подхватили Алексей с Прохором, – давай подробности.

– Свояк у меня в Ростовской области, давно не виделись. Как прополка закончилась, дай, думаю, навещу, пока уборка не началась. Выгнал самогону побольше, да и сменял его в сельсовете на справку. Председатель у нас хороший, за первач обо всем договориться можно. Бумага – честь по чести, неделя отпуска с разрешением отбыть в Ростовскую область.

Доехал, встретились. Поговорили, как полагается, выпили чуть. Просыпаемся дней так через пять, выходим на улицу, а уже и войну объявили. Ну, надо похмелиться, потом на посошок и до дому. Как там мои, когда война в стране? Да не получилось по придуманному. Попутку день ловил. Пока до Ростова добрался, пассажирские уже не ходили. Понемногу стал двигаться до Киева, где подъеду, а где по-нашенскому, пешком, – месяца будто не бывало. Гутарят – немцы в Житомире уже. Про Винницу спрашиваю – не знают, но человек нашелся – и в Виннице, говорит, и в Белой Церкви немцы. Куда податься? Поспал пару раз на вокзале, народу там все больше, суматоха. Одни в Казахстан бежать хотят, другие только до Киева и добежали. Мне-то домой надо, но не попасть никак. Помозговал я, да и пошел военкомат искать, получалось, с оружием-то побыстрее до дому доберусь, чем с бабками на узлах сидючи.

– И что, взяли? Без прописки?

– Не зараз, но взяли. Сначала лейтенант, вертлявый, меня в комнату позвал. Давай кричать, вроде я шпионом на фронт пробираюсь. Я и спрашиваю – чего это ты такой испуганный? До немцев, говорю, далеко еще, не бойся. Он громче орать, а зря – на крик военком зашел, совсем старый майор. Спокойный. Как, говорит, я тебя возьму? Без документов, да и год рождения твой не призывается? Вот справка, показываю, у вас же в руках, на селе других документов не бывает. А года в ней не написано. Зачем мне год рождения – к свояку съездить, в самом деле. Я и двадцать пятый говорить буду всем, если надо. На том и порешили, что лет поменьше напишет.

– Получается, ты, Петр Иванович, доброволец? – с уважением подвел итог Костя.

– Та какой? Добровольцы – они партийные. А мне так, для себя – немцев прогнать побыстрее, чтоб домой вернуться. – Петр Иваныч помолчал, щурясь на дым, и вдруг спросил: – Завтра воскресенье?

– Вроде да. – Я начал вспоминать, сколько дней мы в этих джунглях от жары дохнем.

– Не уверен, – вмешался Алексей. – Я не смог дату вычислить. Думал, получится, но знаний не хватило, не помню таблиц собственного движения звезд. Учили, но кто же в штурманской школе гадать мог, что по звездам время больше одной ночи считать придется?

– По-нашему, по-советскому, суббота, – не согласился бортстрелок, – и, если по-старому считать, до сорокового года, получается выходной. Можно же год перепутать, когда столько лет назад. Пойдем-ка поохотимся.

– Далась тебе эта охота! Вон каждый день перепончатых таскаешь, надоели уже…

– Так где они? Второй же день не ловятся. Был сушеных запас, а сегодня последние в золе пеклись. С одним чаем просеку не расчистишь. Я тут следы видел – за озером, пройти немного. Покрупнее зверюга будет. И старые следы, и свежие в одном месте. Значит, всегда там ходит, подкараулить можно. Возьмем оба пулемета, прогуляемся с ними. Куры приедаются, если жрать каждый день. А свининка-то кому ж надоест?

Какие выходные! Работали так, что уходили с просеки уже по темноте, когда дерево от человека отличить нельзя было, и костры не помогали. Одно только в голове – выбраться скорее, там война, а он про субботу. Хотя и злости на бортстрелка не было – вымотались все, а он постарше, как ни крути.