Патрик Дункан - Дракула против Гитлера

верной: блокпосты были на каждом выезде из Сфынту-Георге.

Остановившись еще раз, я попытался определиться, стоит ли, наконец, рискнуть своими фальшивыми документами, сердясь на себя за свою нерешительность, как

вдруг я увидел владельца одного из заведений, устанавливавшего столики и стулья для уличного кафе.

Я тут же выскочил из машины и подошел к нему, пузатому человечку с завитыми усами, заканчивавшимися острыми кончиками.

«Почтеннейший, у вас есть телефон?», спросил я. Он пробормотал что-то утвердительное. Сунув руку в карман, я стал рыться в нем в поисках пригоршни леев,

которая там лежала, но ничего не обнаружил, кроме крошек табака и коробки спичек. Тут до меня дошло, что на мне до сих пор штаны убитого мной человека.

Я стал искать снова и на этот раз залез в штаны, скрытые под внешней парой.

Владелец кафе открыто таращился на того, кто, скорее всего, казался ему человеком, шарящим у себя в нижнем белье. Его изумление вскоре быстро превратилось

в желтозубую улыбку, когда я всучил ему бумажки. Он проводил меня к телефону, и телефонистка сразу же соединила меня с номером Ван Хельсингов в Брашове.

Но я услышал лишь странное гудение и жужжание в трубке, периодически прерывающиеся взрывами помех. Наконец, телефонистка сказала мне, что не может установить

связь. Единственный другой номер, который был мне известен, принадлежал портному Михаю, он функционировал как подпольный центр обмена сообщениями для руководящей

ячейки.

Но и эта попытка установить связь тоже потерпела неудачу. Телефонистка для порядка извинилась и сказала мне, что, должно быть, произошел обрыв линий на

Брашов, хотя никакой бури не было, что обычно являлось причиной этого; возможно, обрушился какой-нибудь один из телефонных столбов, что уже имело место

в 32-м году. Она еще продолжала что-то лепетать мне в трубку, но я уже повесил ее, в совершенно подавленном состоянии. Что же мне теперь делать? Владелец

кафе принес мне чашку кофе и кусочек лимонного пирога. Я поблагодарил его и сел за один из столиков на улице, воспользовавшись этой скромной трапезой как

шансом поразмыслить.

Что же, что же делать? Нужно было бить тревогу, иначе все усилия партизан пойдут прахом, и вся созданная ими структура рухнет. Моих соратников постигнет

мрачная участь. И я не мог отрицать того факта, что опасность, над ними нависшая, возникла по моей вине. Я являлся командиром сержанта Ренфилда и по званию,

и по должности. Он был моим подчиненным, а я потерпел полный провал при исполнении, командуя им, и я несу ответственность перед ним, перед своими товарищами

по вооруженной борьбе, и, в конечном счете, за провал своего задания и всей операции в Румынии.

Я не из тех, кто с головой погружается в жалость к самому себе и в самобичевание, по крайней мере, ненадолго. Я сразу же стал думать, как исправить свои

проколы. Дороги были перекрыты, так что я не мог добраться до Брашова этим путем. Телефоны были отключены, случайно ли, или намеренно, – не имело значения.

Из подполья Сфынту-Георге я никого не знал; все контакты с местными поддерживал Ван Хельсинг, поэтому я не мог просто передать свое предупреждение через

кого-то другого. Я оказался в безвыходном положении. Так что я просто в бессилии сидел там за столом и в отчаянии проклинал самого себя.

В конце концов, я решил хотя бы просто встать и пойти куда-нибудь, посчитав, что любое движение вперед лучше, чем просто отсиживать задницу. Я поблагодарил

владельца кафе за кофе и пирожное и вернулся к Лагонде. Тяжело было отказываться от этой прекрасной машины, но я опасался, что кто-то уже поднял тревогу

по поводу ее исчезновения. Мне хотелось забрать Шмайсер, так как я посчитал, что при случае он мне может пригодиться.

У меня возникли трудности при попытке спрятать автомат под курткой, он оказался довольно громоздким, и я уже подумал было оставить его, как вдруг мимо

меня промчался мотоциклист. На этом моторизованном байке трафаретами были нанесены различные военные знаки и обозначения, а мотоциклистом был солдат в

форме. И это была румынская армейская машина. Судя по толстому ранцу, свисавшему у него с плеч, мотоциклист скорее всего был курьером-посыльным.

Мне потребовалась лишь какая-то доля секунды, чтобы осознать, что мотоцикл – гораздо лучшее спасательное средство, чем выпендрежная Лагонда. Если мне каким-то

образом удастся заполучить этот мотоцикл и, что было бы просто замечательно, форму курьера, я смог бы проехать через любой блокпост. Поэтому я поехал за

ним на своей угнанной машине.

Но затем этот внезапный порыв поступить именно так стал терять блеск своей привлекательности. Этот чувак на двух колесах скорее всего как раз таки приведет

меня прямо в лапы какого-нибудь командного пункта румынских военных, где шансы уцелеть у меня меньше, чем у снежинки в чайнике. И когда я переключился

с первой на вторую передачу, мой мозг сделал то же самое. Итак, каков же мой план? Переключившись со второй передачи на третью, я стал лихорадочно соображать,

стараясь придумать какой-нибудь хитрый ход. Может, заставить его съехать с дороги? А смогу ли я это сделать, не повредив мотоцикл? Обогнать его и, перекрыв

ему дорогу машиной, заставить его остановиться? Стимулировать его, выстрелив из автомата?

Но затем боги мне улыбнулись: мотоциклист свернул на боковую проселочную дорогу и остановился перед домиком, который знавал в прошлом лучшие времена: стены

его рушились, в окнах не было стекол, они были прикрыты рубероидом, крыльцо покосилось. Когда он слез с мотоцикла, открылась входная дверь, и в его объятия

бросилась молодая женщина в ночной рубашке. И они вместе вошли в избушку.

Я остановил свою Лагонду и подошел по проселочной дороге к мотоциклу. Это был польский «Sokol 1000», не тот красавец «Norton Manx», на котором я ездил,

путешествуя летом по Испании, но он казался довольно практичной и годной машиной. Я взглянул на избушку, не смотрит ли кто на меня, и ничего не заметил.

Изнутри слышался лишь ритмичный стук, очень похожий на стук изголовья кровати о стену. Нельзя сказать, чтобы я был многоопытен в таких вопросах. Молодчина,

курьер, спасибо тебе огромное! Скатив «Сокол» с подножки, я провел мотоцикл пешим ходом по дороге с четверть мили, и только затем завел ногой двигатель.

Рев при этом был таким громким, что я оглянулся на избушку в параноидальной подозрительности, но там никто даже не пошевелился, и я помчался прочь.

Так как на мне не было камуфляжа в виде формы посыльного, то дороги для меня продолжали оставаться проблемой. Я решил их избегать и срезать путь, двигаясь