Патрик Дункан - Дракула против Гитлера

«Не касайтесь ткани. Она очень дорогая», предупредил тот, которого звали Фаркаш, указывая на стол, и я от греха подальше отодвинул свой стул.

«Где Василе?», спросил Ван Хельсинг.

«Арестован», произнесла Анка. «Его забрали и увезли в замок».

«В замок?», осведомился я. Женщина прищурилась, как будто подозревая именно меня в аресте этого Василе.

«В Бран», объяснил Фаркаш. «Это старая крепость, которой уже несколько столетий». Бран был небольшой деревушкой, расположенной менее чем в 20 милях к юго-западу

от Брашова.

«В Его крепость», пробормотал Павел.

«Кого Его?», спросил я.

«Того, чье имя мы не произносим», ответила Анка.

Я стал лихорадочно соображать. Могли они иметь в виду того, кто неотступно преследовал меня в моих трансильванских размышлениях? Я знал, что в Бране расположен

замок Дракулы.

«Немцы покинули ратушу, там у них осталась лишь контора, координирующая работу патрулей и блокпостов».

«А почему в Бран?», спросил я. «Почему не в Цитадель?» Цитадель, построенная в средние века, была довольно мощной крепостью на севере города, возвышавшейся

на всем городом.

«Она слишком большая, они не смогут удержать ее тем количеством людей, которые у них имеется. Бран меньше, его легче защищать», сказала Анка. «Хотя их

численность увеличилась еще на одну роту СС».

«У гансов теперь как минимум три роты СС и гарнизон предателей-румын», сказал Павел. «Они вывезли всех заключенных из Ратуши в замок».

«Василе заговорит. Он знает, кто мы такие», сказала Люси.

«Василе? Нет», защитил Фаркаш своего товарища.

«Все начинают говорить», ответила Люси. «В конечном итоге».

«Он не заговорит», категорически сказала Анка.

«Мы не можем быть в этом уверены», предупредила Люси.

«Он повесился в своей камере, до того, как его начали пытать», сказала Анка. На некоторое время воцарилась тишина. Фаркаш достал из шинели бутылку вина,

разлил ее в шесть кружек и раздал их нам. Он поднял свою.

«За Василе», поднял он тост, и мы выпили. Это было острое, горькое бордо – соответствовавшее обстоятельствам, полагаю.

«А Йон?», спросил Ван Хельсинг. «Надеюсь, причина его опоздания не столь трагична».

«Он сбежал в горы», рассказал нам Павел. «Дом его сожгли. И убили его собаку».

«Он любил эту собаку», грустно сказал Фаркаш. «Ласковый зверь был, хотя и вонючий».

«Я принес хлеб», объявил Павел. «Он еще горячий».

Он передал по кругу теплую буханку ржаного хлеба. Запах был восхитительный, и я оторвал себе кусок. Я недавно поел, но все равно не смог удержаться. Это

было восхитительно вкусно. И конечно же, как раз в тот момент, когда рот мой был набит, ко мне повернулась Люси. Я улыбнулся ей, набитыми щеками, как у

белки, запасающейся орехами. Эта женщина всегда умела находить меня в самом неловком положении.

«Таким образом, наши силы уменьшились, они ограничены теми, кого мы видим здесь», сказала она, указывая на сидевших вокруг стола.

«Что удалось узнать об этом майоре Рейкеле?», спросил Ван Хельсинг.

«Этот майор Рейкель», начала Анка. «Я порасспрашивала одного из солдат, белье которого стираю, об этом типе. Рейкель сделал себе имя во время вторжения

в Польшу. Тогда он был капитаном, командовал айнзатцгруппами, военизированными эскадронами смерти, во время операции «Танненберг»*. Было уничтожено двадцать

тысяч поляков. Капитан получил звание майора за эффективное проведение этой операции массового уничтожения».

- - - - - - - - - - - - - - - - - -

* Операция «Танненберг» (нем. Unternehmen «Tannenberg») — кодовое наименование немецкой операции по массовому уничтожению поляков в период Второй Мировой

войны (часть Плана «Ост»). – Прим. переводчика.

- - - - - - - - - - - - - - - - - -

«Рейкель этим занимался?», спросил Фаркаш.

«Именно он», ответила Анка.

«Поэтому, я считаю, что если мы продолжим сопротивляться, он будет делать то же самое и здесь, в Брашове», заявил Павел.

«Представляется разумным прекратить наши операции», сказал Ван Хельсинг. «По крайней мере, сейчас. Пока мы не сможем оценить наши силы».

«Нет!», вскричала Люси. «Нет! Прекратить?! Никогда!»

«Не прекратить», ответила Анка. «А взять паузу».

«Это и есть прекращение Сопротивления», возразила Люси. «За что погибли все наши друзья? Ради чего погиб Янош? Все те люди, которых мы потеряли, сражаясь…

Нет».

«Если продолжим сражаться – погибнут невинные люди», сказал Павел.

«Невинных людей нет», ответил Фаркаш. «Мы все солдаты. Мы все на войне».

«Красивые фразы хороши, конечно, когда твоя семья не подвергается опасности, или твои дети», ответила Анка, нахмурив брови.

«И что же, мы просто будем сидеть на жопе ровно, ожидая, когда немцы сами уйдут? Пока война не закончится? Пока нацисты не захватят всю Европу, Англию,

весь мир?» Люси пришла в настоящее негодование.

«Дорогая моя, Люсиль». Ван Хельсинг положил руку ей на плечо, чтобы ее успокоить. Казалось, это подействовало как какое-то чудесное заклинание, усмирив

ее пыл. «Мы знаем, в чем риск. Наша задача – найти способ помешать врагу, не потеряв собственные жизни и боеспособность. Если мы подвергнем гражданское

население слишком многим жертвам в результате репрессий, то может оказаться так, что от нас отвернется наш собственный народ».

«Он нам не нужен», заявил Павел, упрямо выпятив подбородок.

«Нужен». Анка свирепо посмотрела на него. «Неизвестно, сколько людей знают о нас, о нашей деятельности».

«Наши ячейки хорошо законспирированы», возразил Павел.

«Наша засекреченность – это смех», ответил Фаркаш. «Городок у нас маленький. Все знают, кто чем занимается. Какая-нибудь девчонка забеременеет, и всем

известно, кто отец, когда это произошло, за чьим сараем, и сделали ли они это стоя или сзади».

«И какого цвета на ней были трусики», кивнув, сказал Павел, соглашаясь с ним.

«Это правда?», спросил я, тут же ужаснувшись.

Люсиль лишь пожала плечами: «Наша командная ячейка хорошо законспирирована. Но…»

«У меня есть сыр, кашкавал», сказал Кришан и достал большой, завернутый в ткань клин. Развернув ткань, он вытащил довольно большой нож из голенища и отрезал

себе кусок, а затем передал его и сыр другим собравшимся. Это был вкусный желтый сыр, не слишком острый, что-то вроде швейцарского эмменталя, и он очень

хорошо сочетался с хлебом и вином. На некоторое время разговор прекратился, как случается с любой беседой, когда вмешивается еда, независимо от того, насколько

серьезен разговор.

«Ну что? Мы согласились», сказал Ван Хельсинг, «что приостанавливаем операции».

«Нет!», Люси заявила. «Мы не согласимся!»

«Никогда», добавил Павел.

Я почувствовал такое же негодование, как и Люси с Павлом. По другим причинам, полагаю. Мне так хотелось впервые принять участие в войне, и теперь это оказывалось