Патрик Дункан - Дракула против Гитлера

Допрашиваемый продолжает упорствовать, что вынудило следователя прибегнуть к более агрессивным методам.

Допрашиваемый был передан ефрейтору Шреку.

Ефрейтор Шрек отвел допрашиваемого в собственную камеру для допросов. Допрашиваемый был помещен в деревянное кресло, к которому был закреплен кожаными

ремнями на запястьях, лодыжках и груди. Это защищает допрашиваемого от излишних травм.

Кресло сооружено по специальным техническим характеристикам, разработанным ефрейтором Шреком. Ручки этого кресла из дуба или сопоставимой по прочности

тяжелой древесины, равно как и ножки со спинкой. (Известны попытки использовать для этих целей сосну, так как гвозди в нее входят легче, однако из-за любого

резкого движения допрашиваемого такое дерево может треснуть. Зачастую простого сопротивления и трепыхания допрашиваемого оказывается достаточно, чтобы

вывести сосновое кресло из строя). Все детали из твердой древесины крепятся на винтах, так что каждая из них может быть удалена и заменена, если повреждается

из-за многократного использования. Рекомендуется применение молотка весом в 1 кг, хотя ефрейтор Шрек пользуется двухкилограммовым ручным молотом с укороченной

ручкой.

МАЙОР Р.: Еще раз спрашиваю, кто напал на поезд?

ДОПРАШИВАЕМЫЙ: Я уже говорил вам. И неоднократно. Вампир.

МАЙОР Р.: Вампир?

ДОПРАШИВАЕМЫЙ: Да, да!

Допрос на короткое время прекращается. Майор Рейкель дал ефрейтору Ш. указание приступить к более энергичным методам. Из ящика для инструментов ефрейтора

был извлечен молоток, а также коробка гвоздей длиной в 100 миллиметров. (Предпочтительно использование плотницких гвоздей с двойной шляпкой, которые затем

легче извлекаются).

Ефрейтор Ш. закрепил правую руку допрашиваемого ремнем, надеваемым с этой целью на подлокотник кресла, расположил гвоздь на стыке ладьевидной и головчатой

костей и одним ударом молотка прирепил руку допрашиваемого к деревянному подлокотнику кресла.

Ответ допрашиваемого был звучным и энергичным, но нечленораздельным.

МАЙОР Р.: Кто напал на ваш поезд?

ДОПРАШИВАЕМЫЙ: Я уже говорил. И повторяю еще раз. Вампир.

Вторая рука допрашиваемого также была прибита, аналогичным образом, к другому подлокотнику кресла. И для этого вновь оказалось достаточно лишь одного удара

молотком ефрейтора. Допрашиваемый ответил так же, как и ранее, хотя и с заметно меньшей живостью.

ДОПРАШИВАЕМЫЙ: Пожалуйста, не надо больше. Прошу вас, скажите мне, что вы хотите, чтобы я вам сказал, и я это скажу.

МАЙОР Р.: Кто напал на ваш поезд?

ДОПРАШИВАЕМЫЙ: Кого вы хотите, чтобы я назвал? Я назову их имена. Умоляю вас…

МАЙОР Р.: Информация, полученная таким образом, всегда ненадежна и не заслуживает доверия.

Неясно, кому было адресовано это замечание – допрашиваемому, сержанту или вашему покорному слуге – скромному протоколисту.

МАЙОР Р.: Еще пару гвоздей и бросьте его в камеру с другими заключенными, в качестве назидательно-мотивационной меры для тех, кому предстоит допрос.

ДОПРАШИВАЕМЫЙ: Нет, прошу вас, не надо.

МАЙОР Р.: Вампир… Этот народец крепок, но с фантазией.

В этот момент майор покинул камеру для допросов и, хотя начались новые удары молотком, ваш скромный протоколист вышел вместе с г-ном майором. Судя по последующим

докладам, ничего существенного допрашиваемым более сообщено не было.

КОНЕЦ РАСШИРОФАННОЙ СТЕНОГРАММЫ

ПРИЛОЖЕННАЯ ЗАПИСКА ЛИЧНОГО ХАРАКТЕРА

W.R.

Ойген,

Как там волшебная светская жизнь в чудесном Берлине? Здесь отвратительная еда, она не пригодна, наверное, даже для козлов. Вино на вкус как протухшая моча

мертвеца. (Не спрашивай у меня, откуда я это знаю. Ха-ха). А женщины – тут про них шутят: если бы у меня была собака, такая же страшная, как румынка, я

побрил бы ей зад и научил бы ее ходить этим задом наперед.

Ну вообще-то, не так уж все и плохо, но все это так раздражает, когда понимаешь, что мы сейчас на пороге Великой битвы, битвы за место в учебниках истории,

за возвращение земли, украденной у нас царями. Вся моя жизнь была посвящена Отечеству, Родине, тому, чтобы стать солдатом на службе нашему Фюреру. Я жажду

достойного боя, участия в настоящих сражениях, жажду вести своих людей вперед, глядя в лицо смерти, показать, на что я способен, своему отцу, моим боевым

товарищам, моему Фюреру – а не играть в кошки-мышки с крестьянами.

Не бойся, я выполню свой долг здесь в полной мере своих возможностей, выполню поставленную передо мной задачу, но мне хочется принять участие в предстоящей

битве, в войне, о которой будут писать впоследствии веками. Я хочу оставить свой след в этой истории.

Я закончу здесь свою работу – труды Геркулеса, вычищающего авгиевы конюшни.

И тогда, имей в виду, я буду давить на тебя по всем статьям, на профессиональном уровне и на личном, чтобы меня освободили от этой идиотской безотрадной

должности. Будь уверен, я буду столь же непреклонен, как тогда, когда мы фехтовали с тобой на саблях.

Передавай привет Лине.

Валли.

ОТРЫВОК ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННОГО РОМАНА

ЛЕНОРЫ ВАН МЮЛЛЕР «КНЯЗЬ-ДРАКОН И Я»

После спасения своих соотечественников из фашистского поезда Люсиль и все остальные партизаны вернулись домой – почти вовремя, так как вампир едва успел

укрыться от восходящего солнца. Ей был любопытен этот аспект физиологии вампира, единственное слабое место в том, что она считала неодолимой силой. У нее

было так много вопросов к нему, но каждый раз, когда она оказывалась рядом с Дракулой, и у нее появлялась возможность задать ему их, она неожиданно резко

останавливалась, как лошадь перед препятствием.

По прибытии в дом Дракула сразу же отправился в свою занавешенную шторами комнату. Ее отец выглядел чрезвычайно изнуренным, и Люсиль отправила его спать

со стаканом теплого молока. Она опасалась за его здоровье. Тяжелые бессонные дни и ночи, требовавшие от него всех сил и энергии, напряжение, которое он

испытывал и которое накладывалось на него из-за той роли, которую он играл в руководстве Сопротивления, были слишком велики для человека его возраста.

Она решила дождаться, пока он не допьет молоко. Она добавила ему в стакан легкое успокоительное. В конце концов, она же дочь врача.

«И кто тут из нас двоих ребенок?», спросил он, почувствовав присутствие в молоке лекарства и с отвращением скривив губы.

«Никто», ответила она. «Просто мы присматриваем друг за другом. Как делают это солдаты и члены семьи».

«Тогда с моей стороны было бы пренебрежением своими обязанностями не предупредить тебя еще раз», устало улыбнулся дочери Ван Хельсинг. «Будь осторожна

с ним».

Она ничего не ответила. Поцеловав старика в лоб, она выключила свет и ушла. Он уже храпел до того, как она полностью закрыла дверь.