Надежда Голубенкова - Новые дворяне

— Граф Соколов, вы закончили? — окликнул его информатик.

— Ещё одну минутку, — возвращаясь к реальности, ответил Иван. Пододвинув к себе клавиатуру, он быстро набрал подруге ответ:

«Огромное спасибо за совет! У нас Интернет есть, вот только студентам не разрешают им пользоваться. Это Андрей, мой здешний друг, упросил преподавателя позволить мне тебе написать. Не знаю, будет ли ещё такая возможность, но я нашёл другой способ. Подробности будут в письме, а то меня уже сгоняют. Поцелуй за меня нашу любимую бабушку! Надеюсь, на Новый год буду дома. Пока»

Нажав «Отправить» и убедившись, что его письмо послано, Ваня вышел из почты и, поблагодарив учителя, отправился в свою комнату. Андрей, не закончивший ещё свои установки, остался.

Не спавши всю ночь, Ваня вырубился, как только его голова коснулась подушки. Усталость, которую он не чувствовал целый день, поглощённый своими переживаниями и ожиданием письма, навалилась на него со всей своей силой. Зашедший в комнату перед ужином Никола, немного подумав, не стал будить друга, решив, что тому не мешает поспать. На вопрос наставника, почему тот не явился, юный граф честно ответил, что Ваня спит. Кивнув, Пётр Анатольевич ещё долго задумчиво стоял в холле, смотря в окно на густо падающий снег.

***

— Эй, соня, просыпайся!

Несмотря на то, что проспал более двенадцати часов, Ваня еле разлепил глаза, да и то лишь благодаря тому, что друзья его растолкали.

— Что ты вчера делал? — удивлённо спросил Андрей, глядя на сонного и явно недовольного пробуждением друга.

Не отвечая, Ваня хмуро стал одеваться. Андрей уже махнул на него рукой, как вдруг блондин ляпнул:

— Он мой отец.

Друзья недоумённо на него посмотрели.

— Кто?

— Пётр Анатольевич. Наш наставник — мой родной отец, — на одной ноте выдал юноша.

Андрей с Николой в шоке уставились на друга.

— А ты уверен? — скептически спросил Николай, чуть отойдя от подобной новости.

Иван лишь кивнул, доставая из тумбочки полотенце и зубную пасту. Андрей встряхнул головой: информация никак не хотела укладываться в голове.

— И кто теперь ты?

— Он как был графом, так и остался, — пожал плечами Никола, отвечая Андрею вместо приятеля. — Только теперь он граф Климов.

— Нет, — повертел головой Ваня, обернувшись у самой двери. — Ты был прав, Никола, у Климовых не было в роду графов. Его настоящее имя — Владимир Олегович Соколов. В нашей семье многие годы считали его мёртвым; мама говорила, что он — мой крёстный. А он мой отец, — и юноша вышел, оставив друзей переваривать информацию.

Он принял решение: он поговорит с наставником и даст тому шанс. Удивительно, но как только Ваня признал правоту подруги, ему стало значительно легче, появилось чувство уверенности, он был весь собран. Как перед соревнованиями, в которых однажды участвовал.

Сегодняшней темой на этикете была музыка. Наставник принёс на урок старинный граммофон, и они прослушали за урок с десяток классических вальсов. Как выяснилось, в связи с погодными условиями они могут застрять здесь на все каникулы, а это означало их обязательное участие на рождественском балу. В результате, танцам их начнут обучать уже со следующей недели, сегодня же был обзорный урок, призванный настроить их на данную тему.

Когда учитель всех отпустил, Ваня остался. Наставник, занятый сортировкой пластинок, не сразу обратил внимание на задержавшегося юношу.

— Я думал, такие остались только в музеях, — решившись, привлёк к себе внимание парень.

Вздрогнув от неожиданности, Пётр Анатольевич обернулся и искренне улыбнулся, увидев самого дорогого ему студента.

— Учитывая отсутствие розеток, магнитофон бы не стал здесь работать. Хочешь его завести? Можешь выбрать любую пластинку.

Не устояв перед искушением воспользоваться такой уникальной возможностью, Ваня кивнул и подошёл ближе. В отличие от многих своих сверстников, он очень любил классическую музыку (можно сказать, это была их с Катей страсть). Благоговейно листая пластинки, юноша выбрал одну и аккуратно поместил в держатель, установив сверху иглу. Затей стал крутить ручку, которая поддавалась с большой неохотой. По кабинету разлились волшебные звуки балета «Щелкунчик».

— Замечательный выбор, — одобрил наставник, закрывая двери и оставляя ключи в замке, чтобы им не мешали. — Ты хотел со мной поговорить?

Несколько минут молодой граф рассматривал своего отца:

— Я верю, что вы сказали мне правду. Ответьте только на один вопрос: кто моя крёстная?

Ваня от напряжения сжал кулаки. Он долго выбирал, какой именно вопрос задать, и остановился на этом. От мамы он знал имя крёстной, а вот его бывший отец вечно отмахивался от подобных расспросов, говоря, что не помнит такие мелочи. Но если наставник утверждал, что ему ещё до рождения выбрали крёстных, то он должен знать ответ на этот вопрос.

— Бедарёва Тамара, — тепло улыбаясь, ответил мужчина. — Она работала вместе с твоей мамой. Мы сначала хотели попросить нашу однокурсницу Анфису, она была у нас старостой, но она оказалась некрещённой. Тогда твоя мама предложила Тамару. Не сказать, что они были подругами, но по работе общались достаточно тесно, да и к крестинам она отнеслась очень ответственно: часто навещала Галю, когда твоя мама ушла в декрет, звонила. Меня тогда это поражало: ведь мы воспитывались ещё в советское время, когда Церковь была под запретом. Когда СССР распался, мы были с твоей мамой в выпускных классах, покрестились только из-за того, что хотели венчаться. А твоя крёстная была нас старше лет на десять, и такая религиозная…

— А почему тогда она перестала с нами общаться? — тихо спросил юноша.

— Прости, Ваня, я не знаю ответа на этот вопрос, — развёл руками Пётр Анатольевич.

Ваня посмотрел на него. Наставник абсолютно верно ответил на его вопрос, даже рассказал о том, о чём мама никогда не рассказывала. Пётр-Владимир поймал взгляд сына. Сомнения и какая-то внутренняя борьба, что отражались в них последние дни, сменились спокойствием и умиротворённостью. Серо-голубые глаза сейчас казались почти синими, хотя ещё недавно были безжизненного серого цвета от волнения. Сделав разделяющий их шаг, мужчина обнял юношу. Ваня, никак не ожидавший такого и застигнутый врасплох подобным проявлением чувств, превратился в статую, боясь даже пошевелиться. Почувствовав его напряжение, наставник отстранился и с беспокойством посмотрел на мальчика:

— Тебе неприятно? Прости, я никогда больше не нарушу твоего личного пространства, если ты не захочешь.

Глаза защипало. Он никогда не видел ни любви, ни заботы от отца, который его вырастил. В детстве он не раз засыпал со слезами, моля Бога, чтобы папа стал добрым. А теперь этот человек, назвавшийся его настоящим отцом, так бережно и нежно относится к его чувствам, и даже готов смириться, если он, Ваня, его отвергнет. И столько в его карих глазах любви, внимания и надежды, что Ваня поверил. Поверил, что это не сон. «Папа», — прошептал он одними губами, и уже сам бросился на шею мужчине.