Владислав Савин - Врата Победы: Ленинград-43. Сумерки богов. Врата Победы

Хорошо еще, что не было всеобщего бунта на итальянском флоте. В Генуе на верфях «Ансальдо» стояли новейшие линкоры «Рома» и «Имперо», первый завершал ремонт после битвы у острова Сокотра, второй вот-вот был должен вступить в строй; также был почти готов авианосец «Аквила», и ремонтировались тяжелые крейсера «Больцано» и «Триест». В Специи находилось линкоры «Чезаре» и «Кавур», крейсера «Каторна» и «Монтекуоли», эскадра в составе линкоров «Дориа», «Дуилио», тяжелого крейсера «Гориция» находилась в Александрии. Было сделано предупреждение, что в случае беспорядков люфтваффе нанесет по кораблям мощный удар – и похоже, это оказалось действенным, или было всего лишь затишье перед грозой?

Заканчивался первый день Сопротивления, как после это было записано в итальянском календаре.

Кольский залив, 25 февраля 1944 года

Экипажи эсминцев «Куйбышев» и «Урицкий» шутили:

– Нас надо с «моржихой» в один дивизион объединять. А что, третьим номером, вместо «Карла Либкнехта», который с сорок первого из ремонта выйти не может. Нет, к эскорту конвоев старые «новики» тоже, конечно, привлекают иногда. Но заведено – как «моржиху» в море, так мы в сопровождение.

– Скажешь тоже, третьим! – сказал старшина-зенитчик, смотря на низкий силуэт, стелющийся в волнах. – Первая она у нас. Единственный подводный линкор, круче любого «Тирпица», весь их флот скушала, и еще давай!

– Николаич, а чего тогда мы ее сопровождаем? – спросил юнга, над которым старшина взял шефство уже полгода назад. По боевому расписанию, подносчик патронов к 37-миллиметровому автомату, ну а пока авианалета нет, можно и поболтать. А старший товарищ, которому едва за тридцатник, кажется дедом уже, которому и по отчеству не зазорно.

– Порядок такой. Чтобы уж точно никаких трудностей. Хотя бы там, где мы можем достать. И думаю, с ее размерами у берега трудно – в океан выведем, а там уж, фрицы, своему богу молитесь.

– Николаич, а правда, что там все орденоносцы в экипаже? – спросил юнга. – О чем ты с ними толковал в клубе позавчера, если не секрет?

– Правда, – сказал старшина первой статьи. – Врать не буду, но все, кого я видел при параде, и званием не ниже меня, и наград минимум по две. А разговаривали мы, вот не поверишь, об истории. Я ж в Ленинградском университете учился, ты знаешь. После… не будем об этом. Только до сих пор понять не могу, отчего вдруг вытащили меня, и не в пехоту, а во флот, я же море раньше лишь с берега видел? А перед походом так вообще история была. Я в клуб забежал, книги в библиотеке поменять. А там подходят ко мне двое, первый аж кап-один, причем с самой «моржихи», видели ребята, как он с борта сходил; а второй вообще со звездами в петлицах, гэбэшный генерал, но он в стороне стоял, смотрел. И спрашивает меня кап-один: «Ты такой-то?» – и фамилию мою называет. Так точно, я! «Ну, так ты мне и нужен – ты ведь на историка учился? Вот, попали ко мне записи по этой части, мне заниматься недосуг, а тебе должно быть интересно. Возьми – если свидимся после, расскажешь, как на твой взгляд». И еще совет дал: «Как война кончится, демобилизуйся и учись. Историком будешь», – тут он на гэбэшного посмотрел, тот кивнул благожелательно. А тот, с «моржихи», меня еще «профессором» назвал, шутя. Вот и думай, что это было?

– А записи о чем? – спросил юнга.

– Тебе не интересно: о древней истории, – ответил старшина. – Что-то о тюркских народах степи, кто у Каспийского моря жил, тысячу лет назад. И применительно к ним теория Сталина про этногенез и пассионарность. А язык простой и понятный, ну будто я сам писал!

– Отчего же не интересно? – даже обиделся юнга. – Я про историю читать люблю. Ты же сам, Николаич, мне советовал. «Заговор против Ольги», «Выиграть время» и про Полтаву, про Шипку – как этот Сербов пишет, вот кино бы снять! [65] Вообще-то это книги А. Сербы, вышедшие в семидесятых. Но в альт-истории они были признаны вполне отвечающими задаче патриотического воспитания молодежи. Ну, а Андрей Серба, родившийся в 1940-м, успеет написать что-то еще. Дай после глянуть, любопытно же!

– Может, и дам, – сказал старшина, – только не потеряй и не порви: не книга, а листы, на машинке печатанные. Интересно все ж, кто писал? Но не скажет ведь тот капитан первого ранга, да еще и ГБ тут каким-то боком. А, ладно, до конца похода дожить еще надо, война ведь! Глянь, «моржиха» на погружение пошла!

– Интересно, против кого? – спросил юнга. – У немцев вроде флота на Севере уже не осталось. Снова лодки гонять?

– Адмиралам виднее, – отмахнулся старшина. – Раз пошла, значит, так надо. А куда и зачем, нам знать не положено. Может, союзникам помочь – что-то не везет им, лупят их фрицы, как нас в сорок первом. А вдруг и вовсе из Гавра в море скинут?

– Раньше мы в Берлине будем, – заявил юнга. – В кубрике говорят…

– Говорить много чего можно, – заявил старшина. – Главное, сломается немец или еще потрепыхается? «Пассионарных», как товарищ Сталин их назвал, там всех выбили, или еще остались? Если всех – то сливай воду: рассыпется Германия, как Пруссия перед Наполеоном. Но думаю, полгода, не больше, и кончится война. Может, к сентябрю уже – на гражданке будем и учиться сможем пойти. Или ты, Валька, в кадрах хочешь остаться?

– Не решил еще, – ответил Валентин Пикуль, пятнадцатилетний юнга Северного флота, пока что не писатель, известный всему СССР и зарубежью. – Мне вообще-то в Ленинградское военно-морское училище предлагали. И на заводе здесь тоже интересно. Но и литература нравится очень – вот только разве на писателей где-нибудь учат? [66] В нашей реальности Пикуль был юнгой со специальностью «рулевой-сигнальщик» на эсминце «Грозный». В альт-истории его вполне могли назначить на «Урицкий», в зенитный дивизион. Ну, а его собеседник в представлении не нуждается.

Лазарев Михаил Петрович. Подводная лодка К-25. Баренцево море. Конец февраля 1944 года

«Прощай, любимый город. Уходим завтра в море».

Эту песню в нашей реальности, кажется, в сорок пятом написали – а тут уже по радио поют. И мы уходим – причем, по иронии судьбы, туда, куда не дошли в 2012 году.

После похода к Шпицбергену, стояли в Полярном, ожидая приказа – в Северодвинск, на завод. И состояние корабля беспокойство внушает, при такой интенсивности, из похода в поход, и разговоры были, причем вполне серьезные, что нас собираются на Тихий океан перебросить, когда там против Японии начнется. Подо льдами через полюс, а вот дальше будет огромный гемор, Чукотское море и Берингов пролив, уж очень мелководные они, зато многолетние льды туда нагоняет, даже не торосы, а мини-айсберги, сидящие в воде очень глубоко, так что внизу до дна остается лодке только протиснуться, а уж всплыть в случае чего невозможно никак. В океане подо льдом легче, там и глубина есть, и свобода маневра. Потому командиры атомарин, ходившие этим путем, бывало, в мирное время получали боевые ордена, а то и Героя – и ходили, в подавляющем большинстве случаев, летом, когда льды отступают на север.