Александр Казанков - Тень предков [litres]

В общем, пришли для начала к тому, что необходимо на месте подворья Арсения и участке его соседа, предварительно выкупив его, конечно, построить их первый магазин в Переяславле. Место, кстати, неплохое, степь же рядом, а у половцев много чего можно прикупить. Люди эти по натуре грабители, а награбленное им сбыть где-то нужно, вот и наладить связи. Дело это, конечно, не особо благородное, с разбойниками торговать, но, как говорится, деньги не пахнут. К тому же город Переяславль большой, людный, рынок сбыта немалый. Ну и, конечно, необходимо ладью прикупить. Все же, пока нет сети, на одном магазине барышей не сделаешь, придется помотаться по свету. В выборе ладьи помог дядя Скулди. Он сначала разозлился от того, что напридумывал его племянник, но узнав, что тот торгашом становиться не собирается, а будет и дальше постигать воинскую науку, дело такое одобрил, все же каждый норманн в душе купец. Там, где можно по зубам получить, за серебро товар возьмет, а там, где отпора не дадут, так – на меч. В общем, выбрали они ладью, не новую, но еще крепкую и вместительную. Цена на нее получилась раза в три ниже, чем на новую, а по качеству она ей ничуть не уступала. Кстати, ладью Скулди купил за свой счет, в подарок, и дал верительные грамоты для половецкого хана Сокала. Без гарантий половцы с чужаками торговать не станут, сразу прирежут и обдерут. А Скулди неплохо знал этого хана, так что мог гарантировать если не безопасность, то как минимум, что их выслушают и сразу не убьют. Еще норманн дал трех дренгов, один из которых был отличным кормчим. Это уж так, в качестве бонуса.

В конце концов, все формальности были утрясены, бизнес-план одобрен, и купцы приступили к его воплощению, а Святославу пора было отправляться домой, в Студенку, к родным и близким.

Святослав, разбежавшись, запрыгнул в сани, обхватив сзади Аленку, и они вместе покатились с горы. Сани быстро набрали разбег и полетели вниз, в глубокий замерзший овраг, где летом Студенка расширялась, образуя тихую заводь. Девчонка заливалась от смеха, а Святослав, громко крича и смеясь, размахивал рукой, как будто в ней была сабля и летел он не на деревянных санях, а на боевом коне. Оба они раскраснелись от январского морозца, сковавшего ветви редких берез пушистым инеем. На небе не было ни облачка, только зимнее солнце, согревавшее детей своим теплом. Сегодня был сочельник, а за окнами деревянных изб стояла зима. В честь праздника дети были освобождены от домашних забот и могли провести свое время в играх и забавах.

В овраге собралась вся детвора Студенки. Кто-то катался на лыжах, кто-то на санках, некоторые лепили снежных баб, а группа парней из детинца штурмовала снежную крепость, перекидываясь снежками с деревенскими. Святослава, конечно, тоже звали принять участие в избиении деревенских, но Романов деликатно уклонился, намереваясь уделить внимание Аленке, с которой он проводил не так уж много времени из-за постоянных тренировок.

Дочка кузнеца уже успела покататься на санях, в которые был запряжен ее гридень, потом со всеми почестями была посажена в сугроб, после чего поднята на руки и посажена на плечи. Да, Святослав вновь чувствовал за собой силу, как в былые времена он мог подбросить девчонку на плечи и крутиться вместе с ней волчком. За эти полгода он сильно вытянулся, окреп и на руках уже мог побороть любого парня из своего десятка, в том числе и Третьяка. Сказывались скандинавские корни. Рагух, видя его старания, стал заниматься с ним индивидуально, и только после этого Романов осознал, что все его тренировки были обычной разминкой. Старый хазарин гонял его так, что каждая мышца в теле болела постоянно. При этом, если к своим тренировкам он привыкал и боль в мышцах со временем начинала проходить и нагрузка не воспринималась такой уж запредельной, то Рагух был так изощрён в своих издевательствах, что Романов с трудом вспоминал прошедший день. К этим тренировкам просто невозможно было привыкнуть. Кажется, не было такой мышцы в теле, которую бы не загрузил хазарин.

Наконец их сани, достигнув пика, подскочили на искусственном трамплине и грохнулись на примятый снег. Святослав, не удержавшись, перелетел через бортик и, прокатившись пару шагов по укатанному полотну, уткнулся в сугроб. Сердце его бешено билось, снег залетел за шиворот, из груди от удара выбило дыхание, но он был так счастлив, как не был счастлив, пожалуй, никогда. Только теперь он осознал, насколько ему повезло. Потеряв вкус жизни там, разучившись чувствовать радость от каждого мгновения и каждого прожитого дня, он вновь обрел это чувство здесь. Ведь в этом мире каждый день может стать последним. За эти полгода его трижды чуть не подстрелили половцы, подходившие совсем близко к деревне. Дважды его чуть не затоптали кони, когда он вылетал из седла в бешеной скачке. И осенью его чуть не забрала лихоманка, жар без антибиотиков с трудом удалось сбить. Ну и как тут не начнешь ценить каждую минуту прожитой жизни, когда она может стать последней. Вот и сейчас эти простые радости – пушистый снег, смех родного друга и катание с горы – будоражили его душу.

Аленка с трудом выбралась из сугроба и, стряхнув снег с платочка, подкатилась к Святославу и положила головку ему на грудь. Они лежали так на снегу и молча смотрели на небо, а потом не сговариваясь рассмеялись. Девчонка перевернулась и, упершись локоточками в Святослава, заглянула ему в глаза.

– Ты такой у меня красивый, глаза то голубые-голубые, то жёлто-зеленые, словно у ночного хищника. Вот посмотришь на меня своими озерами, и в омут с головой падаю и так тепло на душе становится. А иногда смотришь вдаль, в степь, зверем своим, и сердце от страха у меня замирает, словно не ты со мной рядом, а волк, готовый броситься и разорвать на куски любого. Только гложет тебя изнутри что-то, ладо мое.

Святослав невольно поморщился. Нет, он, конечно, дал ей слово, что женится на ней, когда Аленка подрастет, но взрослому мужику было как-то не по себе играть в любовь с ребенком. К тому же он начал ловить себя на мысли, что и вправду полюбил эту прямолинейную и добрую девчонку. Вот и терзало его чувство противоречия.

Святослав приподнялся на локтях и строго посмотрел на Аленку.

– Мы как договаривались, пока не подрастешь, никаких ладо и всяких нежностей. Нечего тут нюни распускать, хорошо же играли?

Аленка, обиженно отвернувшись, подтянула колени к груди и села напротив, шмыгнув курносым носиком. Святослав помедлил немного, пытаясь сохранить строгий вид, но не выдержал первым и, встав на колени, развернул ее за плечи к себе.

– Ну не дуйся, Аленка, не могу я, когда ты грустишь. Ладно, можешь называть меня как захочешь, обнимать даже и целовать, только не в губы.