Иван Оченков - Взгляд василиска [litres]

– Мила, а правда, что великие князья заходили к вам? – вступил в разговор наевшийся наконец Сережа.

Услышав вопрос племянника, Людмила Сергеевна нахмурилась. Действительно, быстро ставшие известными на весь Квантун своими кутежами августейшие братцы Кирилл и Борис удостоили своим посещением раненых героев, находившихся на излечении. Хуже всего было, что Мила услышала только «великий князь» и, недослушав, выбежала навстречу.

Какая бездна разочарования ожидала ее в палате. Вместо неизменно вежливого и деликатного Алексея Михайловича, давно ставшего любимцем всего Порт-Артура, тяжелораненых с нескрываемой скукой осматривали его кузены Кирилл и Борис Владимировичи. Окруженные свитой прихлебателей и госпитального начальства, великие князья награждали раненых георгиевскими крестами.

– Поздравляю вас, братцы, георгиевскими кавалерами и желаю скорейшего выздоровления, – говорил невыразительным голосом Кирилл, желая, очевидно, лишь, чтобы все быстрее закончилось.

– Покорно благодарим, ваше императорское высочество, – без малейшего энтузиазма бубнили в ответ награжденные.

– Как же им не выздоравливать, с таким-то уходом, – развязно воскликнул Борис, заметивший вошедшую Милу, – я, право, не отказался бы получить ранение, если бы за мной стала ухаживать такая красавица!

Толпящиеся вокруг приближенные дружно захихикали над шуткой своего господина, но услышав ответ, тут же замолчали.

– Нет ничего проще, ваше императорское высочество, – отчеканила девушка звонким голосом, – кругом война, и в нашем госпитале выхаживают раненых героев! А вот от алкоголизма лечат в совсем других местах.

Лицо Кирилла вытянулось, как будто ему пришлось принять касторки, а Борис, напротив, жизнерадостно захохотал.

– Ты посмотри, братец, мадемуазель не только красива, но и остра на язык!

– Слишком остра, – кислым голосом промямлил тот и, резко развернувшись, вышел вон.

– Людмила Сергеевна, голубушка, – почти прошипел на нее начальник госпиталя Суботин, – что вы себе позволяете? Право, не ожидал от вас…

– Ну что вы, друг мой, – раздался за его спиной голос Бориса Владимировича, – хорошеньким женщинам позволительны и не такие вольности!

Услышав великого князя, тот едва не подпрыгнул, и выражение лица мгновенно сменилось с сердитого на угодливое.

– Да-с, ваше императорское высочество, мадемуазель Валеева у нас барышня строгих правил и никому спуску не дает-с!

– А мне нравятся строгие женщины, – расплылся в похабной улыбке Борис, – особенно такие хорошенькие! Людмила Сергеевна, чаровница, не откажите в любезности, позвольте предложить вам…

– Сестрица, – раздался рядом слабый голос только что награжденного раненого, – мочи нет терпеть, за ради Христа, позовите санитара, пусть утку принесет!

– Потерпи, голубчик, я сейчас сама принесу, – тут же воспользовалась спасительным предлогом девушка.

Великий князь Борис, очевидно не зная предназначение «утки», остался стоять, ожидая ее возвращения. Сообразивший, в чем дело, Суботин подвинулся к высокопоставленному обалдую и горячо зашептал что-то тому на ухо. Переменившись в лице, тот поспешил выйти вон, скривив недовольную физиономию. Когда Мила вернулась с уткой в палату, на ее счастье, никого из начальства уже не было, а раненый неожиданно сам встал и обычным голосом сказал донельзя удивленной девушке:

– Да что вы, барышня, нешто я сам не дойду! Просто ходют тут всякие, воздух портют…

– Спасибо вам, – вырвалось у Милы, сообразившей, что матрос просто пришел ей на помощь.

– Да не за что, – улыбнулся тот и, взявшись за костыль, поковылял в сторону уборной.

Вся эта картина мгновенно промелькнула перед глазами Людмилы Сергеевны после вопроса племянника и заставила ее прекрасное лицо нахмуриться.

– А вы, молодой человек, лучше бы рассказали, где целый день шлялись! – строгим голосом спросила у непутевого отпрыска мадам Егорова.

– Ну что ты, маменька, – попытался сделать честное лицо тот, – я просто выходил ненадолго…

– Так ненадолго, что я целый день не могла тебя найти? Фима, ты должен серьезно поговорить с Сережей, он совсем отбился от рук!

– Сережа, что все это значит? – встревоженно спросил отец.

– Папа, – поднял на него глаза гимназист, – я не хочу сидеть дома, когда кругом война. Ты служишь, Мила служит, я тоже хочу!

– Сереженька, но ты еще очень мал.

– Папа, помнишь, я говорил тебе о мальчике в матросской форме, почему ему можно, а мне нельзя?

– Боже мой, какой ты еще ребенок!

– Я уже не ребенок! Я лучше сбегу из дома и поступлю юнгой во флот. Его же взяли, так почему я не могу?

– Сережа, – мягко проговорил отец, положив руку на плечо сыну, – я справлялся об этом мальчике. Он из прислуги великого князя Алексея Михайловича. Кофишенк. Да, он носит морскую форму, поскольку находится в услужении у морского офицера, но вся его служба состоит в том, что он готовит и подает господам офицерам кофе.

– Не может быть! – отшатнулся тот от отца.

– Увы, мой мальчик. А ты, верно, думал, что он стреляет по японцам из пушки? Ну, прости, я не хотел тебя разочаровать.

– Я просто желал быть полезным, – потерянно проговорил поникший гимназист.

– Я знаю, – потрепал его по волосам Ефим Иванович, – но почему бы тебе для начала не помогать маменьке? Ей сейчас тяжело одной, и твоя помощь была бы очень кстати.

– Но ведь идет война!

– Послушай, Сережа, – обратилась к мальчику тетка, – а хочешь помогать у нас в госпитале?

– Мила, что ты такое говоришь! – строго воскликнула Капитолина Сергеевна. – Разве ребенку прилично видеть такие ужасы…

– Ну, какие ужасы, не думаешь же ты, что я зову его ассистировать при операциях?

– А что нужно делать?

– Видишь ли, Сережа, – мягко улыбнулась она, – большинство наших солдат и матросов совершенно неграмотны, а у них дома есть родные. Они часто просят написать им весточку, а у нас не всегда есть на это время. У тебя хороший разборчивый почерк, и ты мог бы быть этим полезен настоящим защитникам отечества.

– Хорошо, я приду, – воскликнул тот с загоревшимися глазами.

– Никак не более чем на два часа в день! – решительно заявила мадам Егорова. – И только после того, как поможешь мне по дому.

– Хорошо, маменька.

– А теперь ступай спать!

– Спокойной ночи.

Когда Сережа, награжденный поцелуями всей семьи, вышел, Ефим Иванович подошел к своей половине и негромко сказал:

– А знаешь, Капа, похоже, мы с тобой воспитали хорошего сына.

Выйдя из убогого экипажа рикши, Алеша невольно остановился. Странно, но с самого детства, когда они еще жили на Кавказе, у него не было места, которое он с уверенностью мог назвать своим домом. Ни дворец родителей, ни здание Морского корпуса, ни снимаемые им виллы и палаццо в Италии не были для него домом. Просто очередное место, где он недолго будет жить. А вот этот маленький китайский домик отчего-то таким местом для него стал. Ему нравилось сюда возвращаться после трудного дня или жаркого боя. В этих стенах у него получалось успокоиться и хорошенько все обдумать. В диковинном кресле, украшенном резными драконами, неожиданно удобно было сидеть, а за ореховым столом хорошо работалось. А может быть, все дело было в… хотя это вряд ли!