Александр Михайловский - Освободительный поход

Береговые батареи расположенной прямо напротив Хельсинборга морской крепости «Мидделгрум», в гарнизоне которой служат исключительно датчане, в день нашего прибытия даже открывали огонь из орудий всех калибров (а среди них были и четырнадцатидюймовые) по занятому нами шведскому берегу и, соответственно, по порту и жилым кварталам. Четыре километра для морских пушек – пистолетная дистанция. Наверное, немецкое командование, отдав приказ, хотело прищучить нашу бригаду. Но огонь без корректировки по военной цели неэффективен, так что пострадало в основном мирное население, среди которого было много убитых и раненых…

Но потом по этой датской крепости открыла огонь входящая в состав нашего корпуса артиллерийская бригада, вооруженная по стандартам мехкорпусов ОСНАЗ, которую срочно перебросили в район Хельсинборга. Сорок восемь самоходных гаубиц МЛ-20 на шасси среднего танка Т-42 способны обеспечить как быстрый маневр в пределах занятого плацдарма, так и концентрацию огня по одной цели. Сорок восемь шестидюймовых гаубиц, беглым огнем бьющих по относительно небольшой и к тому же неподвижной цели – достаточно серьезный аргумент.

Дело в том, что эта крепость возникла еще во времена царя Гороха – лет сто, а может быть, и триста назад, когда навесная стрельба не считалась серьезным аргументом в борьбе с вражескими кораблями. Шло время. Земляные защитные валы облицовывались каменными плитами, потом заливались бетоном, бронзовые гладкоствольные дульнозарядные орудия сменились на нарезные стальные казнозарядные. Конструкция же крепости с ее фортами и бастионами оставалась неизменной. Последний раз, как я понял, орудийный парк крепости обновлялся где-то между Русско-японской и Первой мировой, и его состояние, похоже, не очень-то волновало датское командование, ибо узкий пролив эти пушки перекрывали с многократной гарантией.

Командир бригады гвардии полковник Мурашов закончил расчеты и, передав на батареи установки для стрельбы, после пристрелочного выстрела отдал приказ: «НЗО «Ольха», десять снарядов беглый огонь!», после чего на открытые сверху артиллерийские позиции датской береговой артиллерии обрушился шквал, состоящий из полутысячи шестидюймовых гаубичных снарядов, часть которых имела дистанционные осколочные радиовзрыватели, обеспечивающие подрыв в десяти-пятнадцати метрах над землей. Пятнающие воздух угольно-черные кляксы разрывов были видно очень хорошо. А это страшно – все живое, что не имело прикрытия сверху, шквал осколков сметал к чертям собачьим. Две минуты беглой стрельбы всей бригадой – и тишина. С датской стороны тоже. Больше мы от гарнизона этой крепости никаких неприятностей не имели.

То ли там действительно были тяжелые потери и повреждение матчасти, то ли датские артиллеристы не хотели, чтобы на них в обратку дождем сыпались шестидюймовые снаряды… Ведь, в отличие от обычной полевой артиллерии (которая, отстрелявшись, снимается с позиций и уходит от греха подальше), береговые батареи, пушки которых весят несколько десятков тонн, деться никуда не могут, и потому вынуждены терпеть ответный обстрел. Бронебашенные батареи, прикрытые броней и бетоном, конечно, поустойчивее к артиллерийскому обстрелу, но в данном случае речь о них не шла.

Одним словом, если не считать тот обстрел, мы здесь как на курорте. Шведское население, хоть и ворчит втихаря, но никаких особых эксцессов не устраивает. Последний раз Швеция воевала, кажется, сто тридцать лет назад, и не хочет повторять это снова. Вот, например, местная учительница и по совместительству моя квартирная хозяйка Герта, статная женщина в возрасте около тридцати, с пышной, обвитой вокруг головы косой цвета спелой пшеницы, вдова с трехлетним сыном. Мужа-рыбака взяло море безо всякой войны. А может, это была сорванная с якоря в шторм мина – одна из тех, которыми, начиная с тридцать девятого года немцы, финны (да и наши тоже) стали обильно загаживать Балтику. Никто не знает, что там произошло. Еще осенью сорокового ушли рыбаки на промысел в море – и с тех пор ни ответа, ни привета. И даже на русскую, то есть советскую, подлодку дело не спишешь. Ну что тут можно сказать – все мы смертны…

Ничего личного у меня к этой Герте не было и нет. Ну, квартирная хозяйка, ну женщина, ну молодая, ну грудастая – и что с того? Самое главное, что не наш, не советский она человек. Нас перед этой операцией особо предупредили, чтоб блюли моральную чистоту не заводили шашней с местными. А за насилие и вовсе пообещали поотрывать все, что снизу болтается, и отправить в штрафроту. Это я понимаю. Ведь мы, бойцы и командиры Красной Армии, представляем здесь великий Советский Союз. Не хватало еще, чтобы на нас, советских солдат, показывали пальцами и говорили, что, мол, они развратники, грабители и подлецы.

Кроме того, я и сам не хотел никаких отношений с этой, или еще какой другой, местной женщиной. В любом случае, с такими надо со всем уважением, ведь не какая-нибудь гулящая баба, а честная вдова. А то еще западет в сердце – так, что и не выдерешь. И что тогда делать? Ведь пока неизвестно, как после войны дело обернется. Будет Швеция в составе СССР или останется независимой буржуазной страной, как говорится, с человеческим лицом.

Но я боюсь, что из моих благих намерений ничегошеньки не выйдет… Ибо эта Герта сама положила на меня глаз и всячески демонстрирует признаки своего благоволения. А то как же – молодой, всего тридцать четыре года, и уже полковник; к тому ж недурен собой, не хилый заморыш и не тучный толстяк. К тому же я принадлежу к армии-победительнице, которая уже переломала кости хваленому вермахту и, как говорят, в глазах женщин это тоже немало стоит. Спасает меня пока лишь то, что я ни бум-бум по-шведски (только немного по-немецки), а Герта не понимает по-русски. Но вот ведь какая штука – птички там небесные или зверьки и вовсе человеческого языка не знают, но при этом умудряются как-то размножаться… Поэтому, уходя спать, я не забываю закрывать дверь в комнату на щеколду. Тьфу, тьфу, от греха подальше…

* * *

25 октября 1942 года, Утро. Дания. Хельсингер, окрестности пролива Эресунн.

Бывшая русская Великая Княжна, дочь русского императора Александра III и внучка датского короля Христиана IX, Ольга Александровна Романова.

Дочь предпоследнего русского императора вместе со своими родными и близкими стояла на берегу, с тоской и отчаянием глядя туда, где за серыми водами пролива Эресунн лежал шведский берег. Совсем недавно Ольге Александровне Куликовской-Романовой исполнилось шестьдесят лет… Рядом с ней стоят самые близкие люди. По правую руку – муж, Николай Куликовский, а чуть позади – их сыновья со своими датскими женами: Тихон с Агнет и Гурий с Рут. Рут, в свою очередь, держит на руках годовалую Ксению, а еще одно пополнение благородного семейства Куликовских-Романовых находится у нее в животе. Оба ее сына являются полноправными подданными датского короля, и оба выбрали для себя военную карьеру в рядах престижной датской Королевской гвардии. Только Тихон служит в пехотном, а Гурий – в гусарском полку. По этой причине оба они прекрасно знают положение дел в датской армии.