Александр Михайловский - Освободительный поход

Единственный потенциально опасный момент для десанта возник тогда, когда флагман османского флота линейный крейсер «Султан Явуз Селим» (в германском девичестве «Гебен») снялся с якоря и направился по Босфору в направлении Черного моря. И хоть опасность для десанта была вполне реальной, турецкому командованию, отдавшему такой приказ, не стоило бы забывать о том, что дальнобойность 180-мм орудий советских крейсеров составляет двести кабельтовых, 305-мм орудий «Севастополя» – сто шестьдесят кабельтовых, а дальнобойность изношенных орудий «Явуз Селима» даже после всех модернизаций не превышает 117 кабельтовых. При этом на больших дистанциях, когда снаряды втыкаются в палубу под очень тупым углом, для линейного крейсера, построенного перед первой мировой войной, опасными становятся даже относительно легкие 180-мм снаряды. Что может сделать двадцати пяти миллиметровая броня из вязкой, но мягкой никелевой стали (скромная даже для легкого танка), когда в нее под углом шестьдесят градусов на скорости в два Маха врезается полубронебойный снаряд весом девяносто семь килограмм. А уж если в эту палубу угодит снаряд главного калибра «Севастополя», весящий почти полтонны, то итог для германо-турецкого недолинкора будет весьма печальным. Конечно, на больших дистанциях стрельбы существует еще такое явление как рассеивание снарядов, но его можно успешно компенсировать количеством стволов, стреляющих по цели, узостью пролива, в котором не поманеврируешь, и корректировкой с воздуха, позволяющей комендорам при изменении обстановки мгновенно вносить изменения в установки стрельбы.

Так оно и получилось. Едва «Явуз Селим» снялся с якоря, как это обнаружил самолет-разведчик, который тут же передал информацию на «Севастополь». Впрочем, очень сложно было не заметить как примерно в течении полутора часов на турецком линейном крейсере растапливали угольные топки, для того, чтобы поднять пары. Густые клубы черного дыма, поднимающиеся из его труб, заметил бы, наверное, даже слепец. Естественно, что эта подготовка к походу заранее привлекла внимание самолета-разведчика и ему оставалось только определить – в какую сторону «Явуз Селим» двинется снявшись с якоря – на выход из Босфора к Мраморному морю, Дарданеллам и спасению, или наоборот – навстречу своей гибели.

Поэтому, едва только стало понятно, что турецкий недолинкор идет к нам, сначала крейсера, а потом и «Севастополь» открыли по нему огонь на поражение, и вода в Босфоре закипела от падающих снарядов как в кастрюле, забытой на плите нерадивой хозяйкой. Бедолага «Явуз Селим», скорость которого в узком, мелководном проливе едва превышала четырнадцать узлов, даже не сумел подойти на дистанцию эффективного огня из своей единственной носовой башни. Только два его орудия главного калибра могли стрелять прямо вперед, и это снижало его боевую ценность на встречных курсах почти до нуля. Впрочем, даже пожелай его командир ретироваться, ничего бы у него не вышло, ибо радиус циркуляции линейного крейсера значительно превышал ширину пролива, и развернуться иначе, чем с помощью буксиров, не представлялось возможным.

Сначала «Явуз Селим» словил несколько попаданий главным калибром советских крейсеров, которые не лишили его боеспособности, но нанесли ощутимые повреждения, а потом под барбет носовой башни прилетел гостинец от «Севастополя»… Полусекундная пауза – и в сокрушительном грохоте башня взлетает вверх, будто подброшенная пинком великана. Мгновение спустя руль перекладывается резко влево (возможно, просто от того, что рулевой толчком сбит с ног) и «Явуз Селим», надломившись по месту подрыва, начинает быстро погружаться в воду. И тут гремит еще один взрыв, причиной которому, скорее всего, была ледяная январская вода, прорвавшаяся к раскаленным топкам. Какая часть турецкой команды спаслась, а какая погибла, мы пока не знаем. Останки «Явуз Селима» лежат в районе бухты Бебек, выставив наружу часть сильно накренившиеся палубы и настройки. Так проходит слава мира… В прошлую войну с немецкой командой этот корабль был пугалом для всего черноморского флота, но теперь он не больше чем большой кусок металлолома, который требуется разделать и отправить в мартены.

После отражения угрозы со стороны турецкого недолинкора операция протекала рутинно. Десанты не только захватили те два маленьких порта, которые необходимы нам для выгрузки подкреплений, но и оттеснили турок на несколько километров от берега. Это делалось для того, что без особых препятствий со стороны турецкой военщины соединить между собой специально подготовленные в Севастополе и прибуксированные сюда баржи, из которых особый понтонный батальон соберет наплавной мост, соединяющий европейский и азиатский берега пролива Босфор. Пока морская пехота, авиация и артиллерия кораблей держат турок на приличном расстоянии, это скорее инженерная, а не боевая задача. Но, кровь из носу, к восемнадцати часам вечера (то есть к подходу передовых частей армии Буденного) мост должен быть полностью готов.

* * *

8 января 1943 года. Вечер. Стамбул-Константинополь, площадь перед Святой Софией.

Бывший штабс-капитан ВСЮР, а ныне капитан РККА Петр Петрович Одинцов.

Разве мог я когда-нибудь мечтать о том, что вместе с сыном буду сидеть на ступенях Святой Софии и, сняв бронежилет и расстегнув бушлат, жадно смолить папиросу; а вокруг будет расстилаться дымящийся поверженный Стамбул, которому теперь снова суждено стать древним Константинополем? И привел нас сюда не последний государь-император, на что мы рассчитывали в шестнадцатом году, а большевистский вождь Сталин, всего за несколько дней войны сделавший из Турции говяжью отбивную. Правда, эта отбивная еще мычит и пытается брыкаться, но при таком соотношении сил это у нее ненадолго. Мы побеждаем – и враг бежит, бежит, бежит… Хотя особо бежать ему было некуда; позади города был пролив Босфор, а за ним – конные головорезы товарища Буденного, невесть как очутившиеся на азиатском берегу с танками и артиллерией. А от этого не побегаешь, мигом догонит и порубает шашками в капусту.

Мы взяли этот город с бою, полностью уничтожив его защитников, и теперь он, пропахший мерзкой вонью сгоревшего напалма и тротила, заваленный смердящими трупами, покрытый развалинами и разбитыми баррикадами, лежит перед нами, покорный своим новым хозяевам. Почти двое суток – два дня и две ночи – шло ожесточенное сражение; и вот все закончилось, враг уничтожен, а мы победили! Но мы тут не захватчики, а освободители. Пятьсот лет эта цитадель православия стонала под пятой турецких султанов, и теперь над Святой Софией снова можно будет поднять православный крест. Особая символичность, мне кажется, в том, что в тот же день, когда мы подходили к станам этого города, в Москве на Архиерейском Соборе избрали нового патриарха московского Алексия Первого. С течением времени Совдепия все больше обретает черты нормальной, с моей точки зрения, Российской Империи. Есть, конечно, определенный большевистский антураж, которого уже не переменить, но это, как говорил Александр Васильевич Тамбовцев (царство ему небесное), сменился цвет времени. Теперь оно у нас красное, как кумач большевистских знамен, и в нем нам теперь жить.