Райан Гродин - Кровь за кровь [litres]

Эта битва и его тоже.

Яэль вывела Луку в погреб, но не стала выходить в пивную, а направилась к другой лестнице, поднимающейся на крышу здания. Дождь прекратился. Тучи разошлись, позволяя увидеть знаки приближающегося утра: нежное свечение играло в лужах на крышах.

Рассвет не был тих. Внизу, на улицах, раздавался шум. Не обычное гудение машин и грузовиков с продуктами, а звуки близкого сражения.

– Я бы не стала отходить далеко от двери, – предупредила Яэль, когда Лука шагнул на улицу. – Здесь могут быть снайперы.

Он замер у самого порога. Яэль встала рядом.

– Вот это ночка.

– Вот это месяц, – пробормотал Лука в ответ.

Яэль улыбнулась. В мягком утреннем свете она была больше похожа на саму себя. Девушка переоделась в старый гоночный костюм, а её супер-арийские черты сменились лицом, которое она показывала ему той ночью на крыльце фермы. Упрямая челюсть. Ресницы такие чёрные и длинные, словно покрытые кайалом. Глаза, при взгляде в которые Лука вновь оказывался в тайге, бежал по усыпанному волчьими следами снегу. Такого тёмного зелёного цвета, что он казался почти коричневым; такого насыщенного коричневого, что он был живым. Длинные волосы по-прежнему завивались, но сейчас Яэль собрала их в пучок. Несколько прядей вырвались на свободу, ласкали её лицо в порывах ветра.

Одна их них касалась уголка губ.

Лука жаждал их поцеловать. Сейчас ещё сильнее, чем прежде. Но он просто стоял, прислонившись спиной к косяку и вдыхая прохладный воздух с привкусом гари.

– Меня не покидает ощущение, что скоро всему этому придёт конец. – Яэль смотрела на крыши. В городе было мало света, и от этого силуэты домов казались ещё более резкими. На другой стороне Шпрее стоял Зал Народа, купол которого закрывал собой половину неба. – Всё вот-вот рухнет. Так или иначе.

Лука задумался, сколько взрывчатки понадобится, чтобы сровнять с землёй мамонтоподобное здание Зала Народа. Не так уж много. Уничтожить несколько несущих опор – и здание обрушится под собственным весом.

– Что будешь делать, когда всё закончится? – спросил Лука.

– Если выживу… – начала она. – Если выживу, то буду жить. Надену одежду с коротким рукавом. Когда люди спросят моё имя, отвечу правду. И не придётся каждый раз проверять, то ли у меня лицо, прежде чем выйти на улицу.

О каких простых вещах можно мечтать.

– А ты? – полюбопытствовала Яэль. – Ещё воображаешь себя поэтом?

– Поэтом?

– В Риме ты сказал мне, что, может, в конце концов, станешь поэтом.

– Я? – Всё, что Лука помнил о Риме, это страстное желание победить. Отвоевать у Адель украденную победу. Он сидел в столовой, окутанный сигаретным дымом, и смотрел, как фройляйн ела спагетти.

– Ты сказал, что мы нужны друг другу. В тот день я впервые начала тебя замечать… – Голос Яэль затих, но взгляда она не отвела.

Лука вглядывался в вечнозелёную целину её глаз.

– Я солгала тебе, Лука.

– Когда именно?

Они улыбнулись, потому что лгали друг другу слишком много, чтобы сосчитать.

– В бальном зале. – Голос Яэль был таким же спотыкающимся, как их вальс.

Тот момент Лука помнил в совершенстве; его слова были правдой, шли от самого сердца: «Другой такой нет». А Адель (которая тогда была не-Адель, но зато всегда оставалась Яэль) вырвала его сердечную мышцу прямо из груди и разодрала его в клочья острыми волчьими клыками: «Я не люблю тебя. И никогда на полюблю».

Сейчас его сердце вновь оказалось в этих зубах. Лука стоял, не двигаясь, в ожидании истины.

– Когда ты одержал победу в Гонке Оси, я думала, что ты всё уничтожил. Когда последовал за мной по улицам Токио, я думала, что ты всё уничтожил. Но ты удивил меня, Лука Лёве. Снова и снова удивляешь меня.

Яэль Райдер придвинулась ближе. Ближе, чем в переулке Токио, на борту «Кайтена» или в поезде до Нью-Дели. Так близко, что Луке казалось, он может почувствовать, как трепещет сердце в её груди, в одном ритме с его собственным.

– На самом деле, я люблю тебя, – сказала Яэль и поцеловала его.

Его. Её. Их губы встретились без намёка на ложь. Чистейшее, сильнейшее, сжимающее сердце чувство.

Он тоже любит её.

Чёрт побери , он любит её! Это было не просто ощущение, а знание , его жар внутри. Любовь подобная огню.

Лука ответил на поцелуй. Растворился в Яэль, пока невозможно было сказать, где заканчивается он и начинается она. Пока её пальцы не зарылись в его волосы, касаясь шрама, а Луке было всё равно; ведь главное, что они живы, а этот поцелуй – самая правильная вещь, которую он когда-либо делал. Пока мир вокруг них не объяло пламя.

На мгновение Лука поразился, неужели это его чувства воплотились в жизнь. Но когда Яэль отстранилась и ахнула, он распахнул глаза, понимая, что это никакой не феникс, не волшебное воплощение эмоций, бушующих в грудной клетке.

Огонь был самым, самым настоящим. Улица пылала.

Все мысли о снайперах и поцелуях, меняющих жизнь, растворились, когда Яэль подбежала к краю крыши. Языки пламени, вырвавшие её из абсолютного блаженства, вспыхнули из-за гранаты, теперь ставшей лишь крошечным угольком на тротуаре. Бойцы (люди Райнигера, так как у них не было левых рукавов) отступали, используя машины и фасады магазинов как прикрытие от огня и наступающего врага.

Война пришла к ним на порог.

Солдаты СС обогнули угол, двигаясь с уверенностью людей превосходящих числом. Их пули градом осыпали улицу. Осколки стекла, крошащиеся камни, горящая плоть. Яэль пригвоздило к месту, она стояла и наблюдала за всем с крыши – Валькирия над полем боя. Не в силах сделать выбор: Жизнь или Смерть?

Смерть…

Смерть…

Смерть буйствовала под её ногами. Новые эсэсовцы и верноподданные Вермахта наводнили улицу. (Всё больше, и больше, и больше. Пока Яэль не ужаснулась, а осталась ли хоть одна кнопка с двойной молнией на другом, на левом берегу Шпрее). У людей Райнигера не было и шанса. Как могут выстоять несколько отрядов против стольких? Оставшиеся бойцы Сопротивления отступали, но национал-социалисты не собирались их преследовать. Они устремились прямо ко входу в пивную.

Они знали о штаб-квартире.

Пивная стала единственным зданием, в которое вошли солдаты, их сапоги так целенаправленно отбивали шаг в сторону входа. Их ничто не могло остановить. Даже стальная дверь… которую Яэль и Лука оставили открытой, чтобы легче было возвращаться.

«МИРИАМ ХЕНРИКА КАСПЕР ФЕЛИКС АДЕЛЬ ЙОХАН РАЙНХАРД БРИГИТТА… БЕЖАТЬ БЕЖАТЬ БЕЖАТЬ»

Но когда Яэль бросилась к лестнице, путь ей заблокировал Лука. Руки раскинуты в стороны, закрывают дверь от косяка к косяку. А когда попыталась проскочить, он обвил её руками, не в объятии, а в яростной, отчаянной хватке.