Мария Архангельская - Пес войны [СИ]

— Ну, нет. Они кто угодно, но не глупцы. По-моему, — задумчиво добавил император, — Лавара всё происходящее даже забавляло.

Дарнилл промолчал. Даже самому себе маршал не признавался, что явное благоволение Гирхарта к коэнцу вызывает в нём чувство ревности. Тыловая крыса, в жизни крови не нюхавшая, кроме как при бегстве из Коэны, а командир носится с ним так, словно тот ему двадцать сражений выиграл. Многие, прошедшие с Гирхартом весь путь с самого начала, такого внимания не удостаивались.

— А кстати, ты жениться не собираешься? — вдруг спросил император.

— Не думал об этом, — чуть растерянно признался маршал.

— Так, может, пора подумать? Ты ведь ненамного моложе меня. Мне скоро сорок два, а тебе?

— Тридцать шесть…

— Ладно, — Гирхарт поставил опустевший бокал. — Я хочу услышать твои соображения по поводу намечающейся Тининской кампании. Если её можно так назвать.

— Вы хотите, чтобы её возглавил я?

— Не думаю, что в этом есть необходимость. Боёв не предвидится, разве что коэнская армия решит погеройствовать. Решай сам, но я бы на твоём месте выбрал генерала потолковей и отправил его туда, а сам остался здесь.

— Пожалуй, я так и сделаю, — кивнул Дарнилл. — Думаю, надо пройти Гронидским перевалом и, обойдя лагерь генерала Идарни с юга, занять Фиарину. Пути от столицы к побережью перекрывать не стоит — пусть те, кто захочет бежать, бегут. А потом можно будет заняться нашим генералом. Но мне тоже кажется, что он не захочет драться.

— Пока будет считать, что мы собираемся посадить на трон Сууна или Боурна, он будет сидеть тихо.

— Значит, надо разоружить его раньше. Можно попробовать выманить его…

— Обсудим это с Шармасом. Сколько полков хочешь послать?

— Думаю, что двух будет достаточно…

Эджельстана снова носила дитя, и все гадатели наперебой сулили императорской чете ещё одного мальчика. И, хотя радости по этому поводу было меньше, чем в прошлый раз, — всё-таки второй не первый, — все, жаждущие продемонстрировать верноподданнические чувства, а также искренне озабоченные благом государства, спешили принести жертвы богам, прося у них благополучного разрешения для императрицы и здоровья будущему ребёнку. Старший, почти двухгодовалый принц Лериэн, рос здоровым и крепким, но судьба каждого человека в руках богов, и что они решат через год или через десять лет, никто не знает. Так что оставалось лишь радоваться тому, что Эджельстана — женщина здоровая и плодовитая, способная подарить стране, если боги позволят, ещё многих принцев и принцесс, укрепляя династию.

Но немало было и тех, что молились как раз об обратном. Пожалуй, если бы император со своим сыном неожиданно умерли, эта весть вызвала бы волну ликования по всей стране. Не было ещё в истории Рамаллы правителя, которого бы так любили и так ненавидели, как Гирхарта Пса. Для одних он был освободителем от ненавистного ига, для других — разрушителем целого мира, жестоким и наглым захватчиком. И, хотя уставшая от междоусобиц страна не спешила бунтовать против нового императора, потихоньку приходя к выводу, что жить можно и при нём, все же полностью от этой ненависти он сможет избавиться только после того, как умрут последние, помнящие Коэну. Да и тогда — они могут завещать ненависть детям.

И всё же власть императора была прочна. Умри Гирхарт, и страна погрузится в хаос, но пока он был жив, конкурентов у него не было. Глядя на восходящее солнце, Каниэл думал, что дорого бы дал за возможность прочесть будущие хроники. Если династия, основанная Гирхартом, устоит, нетрудно догадаться, что там напишут, а вот если сменится… Как тогда будет трактоваться фигура императора — как великого героя или великого злодея? Но ясно одно — какие бы чувства Гирхарт Пёс не вызвал у потомков, равнодушными он их не оставит.

В дворцовом саду было тихо. Лёгкий ветерок чуть покачивал ветви деревьев, пестрели цветы позднего лета, поблёскивала роса, еле слышно журчал невидимый отсюда фонтан. Тишина и благодать, даже не хочется уходить, но скоро подадут завтрак, и начнётся обычный день, заполненный рутинными делами. Хорошо бы всё-таки выбрать время и съездить в пожалованные ему императором владения. Подходит время убирать урожай, и, хоть он и небольшой знаток сельского хозяйства, но за своим имуществом приглядеть всё же стоит.

— Доброе утро, господин Лавар. Вы, я смотрю, тоже любитель ранних прогулок?

Каниэл обернулся и встретился взглядом с подошедшим к нему Орнареном.

— Да вообще-то нет, господин канцлер, — Лавар пожал плечами. — Просто проснулся раньше обычного, вот и вышел пройтись. Какое чудесное утро, не правда ли?

— А вот я люблю прогуляться перед завтраком, — Орнарен пристроился рядом, и они медленно пошли по дорожке. — Улучшает пищеварение. А утро и впрямь чудесное. Как себя чувствует ваша милая супруга?

— Благодарю вас, у неё всё в порядке. А вы сами, кстати, не намерены жениться?

— Трудно найти достойную пару. Это вам посчастливилось встретить равную себе. Урождённая Лерти, не так ли? Такой старинный, уважаемый род… Да и сама госпожа Лаэна — прекрасная женщина и истинная патрицианка. Но, конечно, жениться надо, и поскорей, хотя бы для того, чтобы успеть обзавестись наследниками. Их ведь у меня теперь не осталось, а я, увы, уже немолод.

— Искренне вам сочувствую, господин Орнарен.

— Оставьте, вы и сами в том же положении. Мы все, уроженцы Коэны, в одном положении, хотя следует признать, что нам с вами повезло больше других. Но всё же мы, как и все, остались и без родичей, и без родины.

— Без родины?

— Именно. Моей родиной была Коэна.

Каниэл промолчал.

— А вы, господин Лавар, — спросил канцлер, — вы не тоскуете по нашему городу?

— Иногда. Но я предпочитаю не тратить силы на бесплодные сожаления.

— Что ж, разумно, — кивнул Орнарен. — Глупо сожалеть, когда от нас ничего не зависит. Другое дело — когда мы что-то можем сделать. Тогда бездействовать было бы преступлением.

— Боюсь, что не совсем вас понимаю…

— Скажите, если бы у вас был бы шанс — реальный шанс — восстановить Коэну, вы бы им воспользовались?

— Зачем вы спрашиваете?

— Прежде чем ответить на ваш вопрос, я хотел бы услышать ответ на свой.

— Да, я бы им воспользовался, — сказал Каниэл. Разговор начал его настораживать.

— Но вы не верите в то, что это возможно, не правда ли?

— Вы совершенно правы, господин Орнарен.

Халдар помолчал, глядя в небо.

— Беда не в том, что разрушены стены, — наконец сказал он, — их можно отстроить. Беда в том, что не осталось тех, кто сможет это сделать. Я, как вы понимаете, имею в виду не только камни. Погибла душа Коэны, лучшие её люди. Те, кто уцелел, как ни обидно это сознавать нам с вами, всего лишь неудачники. Да, нам повезло остаться в живых, но мы выжили именно потому, что оказались неспособны на большее. Имевшие истинное мужество и силу духа сражались до конца и остались там, в пепле великого города. Теперь есть лишь те, кто сбежали. И либо, подобно нам, пошли на службу к победителю, либо сидят в Тинине тише воды, ниже травы, и счастливы уже тем, что им позволено дышать. Да, Коэна умерла безвозвратно.