Алексей Вязовский - Триумф Красной Звезды [CИ]

— Все же нормально закончилось… Николай Анисимович, Юрий Михайлович, я был в Кремле… Григорий Васильевич сказал, что я теперь невыездной!

— И что ты от нас хочешь? — пожимает плечами Щелоков — Чтобы я уговорил Романова отпустить тебя в Кельн? После Лондона?!

— Понимаете, Николай Анисимович, с одной стороны мне конечно приятно, что за меня так переживают, а с другой — выводы из произошедшего события Григорий Васильевич сделал совершенно неправильные. Вместо того, чтобы ковать железо, пока горячо, меня заботливо прячут под стеклянный колпак. Сейчас по-хорошему надо не прятаться, а всячески зарабатывать очки на произошедшем, показывая миру, что нас не запугать. Но разве Генеральному это докажешь?

— Твой вопрос на Политбюро разбирался — Чурбанов трет загоревшую шею — Слишком много вокруг тебя, брат, шума

— Просто сейчас мы все должны сделать правильные выводы из допущенных ошибок — тороплюсь я.

— Например? — Щелоков мне улыбается и явно симпатизирует

— Например, не быть беспечными и не селиться больше в гостиницах, даже в самых дорогих и хороших.

— Что, не понравилось тебе в Савойе?! — министр смеется — А я тебя предупреждал! Скромнее надо быть

— Не понравилось. — Я виновато опускаю голову. Чего уж…если был неправ. — Не так там и здорово, живешь как под микроскопом, а охрана смешная. Но понимаете, Николай Анисимович, и в любой другой гостинице нас бы точно также взяли бы в заложники!

— И какой выход ты видишь?

— Правильнее будет снимать небольшую гостиницу целиком. Или же особняк. Пусть небольшой, недорогой, но зато позволяющий организовать снаружи и внутри эффективную охрану. На Западе при составлении контракта с артистом есть такая штука, как райдер. Это список требований звезды к организатору — от сорта минералки до марки и цвета машины, которую им должны предоставить. Мне, например, плевать на всякие мелочи типа мебели или еды, я парень не капризный.

Оба министра переглядываются.

— Но вот охрану для себя мы имеем полное право потребовать с организаторов гастролей. Или же пусть они сами договариваются с полицией, чтобы нам разрешили приехать со своими вооруженными телохранителями.

— Эк, ты размахнулся…!

— Так я же не мороженое с пирожными у них прошу! Я всего лишь хочу безопасности для себя и своих людей. Разве это много? Почему Анна Кальви всегда путешествует с вооруженной охраной?

Щелоков задумывается, и я понимаю, что мои слова упали на благодатную почву. Ничего, он мужик разумный — подумает, подумает, да и придет к таким же выводам. В конце концов, наша группа — это сейчас практически станок, печатающий государству валюту. И разве не разумно немного потратиться на защиту такого ценного станка?

— Ладно, я подумаю, чем могу помочь — Щелоков хлопает меня по плечу — А ты подумай вот над чем. Нам тут гостиницу Космос надо открыть. С европейским размахом. Позвони своим западным друзьям-звездам, пригласи приехать. Ну чтобы… как в Нью-Йорке — спели вместе песню, можно даже ту… Здравствуй, мир!.

Я матерюсь про себя. Опять они на меня этот хомут с «Здравствуй, мир!» вешают. Еще Кобзона с Хилем на сцену заставят вывести.

— Григорий Васильевич, особенно просил для Людмилы Сенчиной новую песню написать. Хит.

Мужчины вновь переглядываются, разве что не подмигивают друг другу

— А когда открытие?

— Хотим 1-го мая. День труда, наши строители ударно потрудились, перевыполнили план… Сначала митинг, потом праздничный концерт

— Николай Анисимович — взвыл я — Никак невозможно. Просто не успеем. Полмесяца осталось!

— Комсомольцы не знают слово невозможно! — назидательно произносит Чурбанов — Ты уж постарайся.

Все понятно. Без меня меня женили. Концерт им сделай, мировых звезд пригласи… Допустим программа у Красных Звезд обкатана — тут проблем не будет. Для Сенчиной песню «напишу», а там глядишь и Григорий Васильевич оттает…

Щелоков возвращается к рабочим, а я иду обратно к машине. Меня берется проводить Чурбанов.

— Восемнадцатого апреля день рождения Галины — Юрий Михайлович прихватывает меня за локоток у входной двери — Из-за отца отмечать будем скромно, но если приедешь к нам на дачу — буду рад.

— Конечно, заеду, поздравлю — киваю я — А как Леонид Ильич?

— Плохо — Чурбанов захлопывает дверь, достает сигареты — Еще одна клиническая смерть была, еле завели сердце

Министр МЧС закуривает, пускает струю дыма вверх.

— Обсуждали с Чазовым отключение от систем жизнеобеспечения — Чурбанов тяжело вздыхает — Мозг мертв, надежды нет.

Я тоже вздыхаю. Жалко Ильича. И еще больше жалко Галину. Ее смерть отца просто доконает.

— Кстати, Руденко закрыл по тебе дело — министр еще раз глубоко затягивается — Расследование показало, что инсульт случился естественным образом — ты не при чем.

— Спасибо, конечно, но не стоило это дело вообще заводить.

— Стоило, не стоило… Ты Витя, просто не представляешь, сколько у тебя врагов вокруг…

Нет, очень даже представляю. И чем дальше — тем больше будет.

Выхожу из машины и встречаюсь с ошарашенным взглядом знакомого милиционера, курящего на крыльце. У бедного мужика из руки выпадает окурок и он, кивнув мне, бросается вовнутрь с криком «Виктор приехал!». Похоже, меня здесь не ждали, а я вот он — нарисовался! Захожу в здание и вижу своих сотрудников, с тревожными лицами выбегающих в холл. Вскидываю в приветствии здоровую руку и чтобы разрядить мрачную обстановку изображаю лунную походку. Шутка не прокатывает. Вместо того, чтобы весело посмеяться, все с самым серьезным видом бросаются меня ощупывать, и лишь убедившись, что я в полном порядке, начинают потихоньку оттаивать. Только сейчас до меня доходит, что это для нас с Лехой теракт уже далек, как страшный сон, а они всего лишь несколько часов назад узнали, что заложников освободили, и мы уже в Москве. И хотя все уже понемногу улыбаются, осторожно обнимают меня и даже похлопывают по плечу, напряжение еще витает в воздухе. У женщин теперь глаза на мокром месте, а Вера и вовсе, не скрываясь, начинает плакать. Обнимаю ее и тихо шепчу на ухо:

— Ну, перестань, успокойся… все уже закончилось…

Но мои слова производят обратный эффект, ее тонкие плечи начинают сотрясать рыдания. Осторожно передаю ее в руки Татьяны Геннадьевны, попутно замечая на щеке Веры большой припудренный синяк, и окидываю всех расстроенным взглядом. Да…не такой встречи я ожидал. Наверное, только у меня такая непробиваемая шкура…

— Та-ак, что-то мне не нравится настроение в студии. Вы хоронить, что ли меня собрались? Вернулся живой, практически здоровый, а сотрудники даже стакана водки не налили! Непорядок! Покормите хоть меня?