Александр Тамоников - Лжедмитрий. Царская плаха

Андрюша доложил князю:

– Говорил я с Мисаилом, Иван Петрович. Он сначала прикинулся, что не разумеет ничего, потом, когда я ему о Григории напомнил, успокоился, сказал, что пойдет с царевичем хоть на край света. Как и Варлаам. Еще и потому, что на Москве с каждым днем все хуже становится с едой. А что дальше будет? Страшный голод грядет. Первыми вымирать города начнут, Москва.

Князь Губанов усмехнулся.

– Ясно. Монахи понимают, что с Гришкой не пропадут. Пойдут с ним. Это то, что надо. О том, как встретиться с ним, договорился?

– Да, князь, через пекаря, у которого монах хлеб покупал. Тот доступ в монастырь имеет. Мужик, со слов Мисаила, надежный.

– Это проверим. Хорошо, Андрюша. Отдыхай.

– И долго мне бездельничать?

– Я бы дорого дал, чтобы знать ответ на этот вопрос. Но у Господа не спросишь, а кроме Него никто не ведает, что дальше с погодой будет.

С середины июля дожди стали меньше, но погода стояла прохладная. Люди надевали ту одежу, которой ранее пользовались в середине осени. Крестьяне еще надеялись на то, что хлеб худо-бедно вызреет и голода удастся избежать. Священники повсюду начинали службу с молитвы о милости Божьей и даровании жизни всему люду православному. Однако изо дня в день надежды эти таяли. Медленно, как снег ранней весной, но неуклонно.

Григорий Отрепьев, Андрюша Холодов и Фадей Костыль по-прежнему сидели на подворье князя Харламова. Там же оставался и князь Губанов. Он явно чего-то ждал, каждое утро интересовался у Степана Закатного, не заезжал ли кто ночью. Костыль и Холодов иногда выбирались в Москву. Григорию же дорога в город была закрыта строгим повелением князей.

День 6 июля начался как обычно. Хозяева и челядь проснулись и занялись своими делами. У Холодова и Отрепьева забот никаких не было, лишь скука, сводившая с ума.

Надо сказать, что продовольствия на подворье было в достатке. Его покуда не экономили. Князь Харламов позаботился об этом, сберег старые запасы, вывез их из своих вотчин.

Андрюша Холодов после утренней молитвы и завтрака вышел во двор.

В это время в калитку кто-то громко постучал.

Степан Закатный, зевая и почесывая взлохмаченную шевелюру, подошел к ней и крикнул:

– Кого принесло?

– Я к князю Губанову, – донеслось с улицы.

– Кто таков? И не обознался ли ты? Это подворье князя Харламова Ивана Дмитриевича.

– Знаю, не обознался. Иван Петрович ждет меня.

– Назовись!

– Может, пустишь под навес? Промок я.

– Ничего. – Закатный усмехнулся. – Больше, чем есть, уже не промокнешь.

– Ладно, вижу, службу бдишь. Передай хозяину, что к князю Губанову явился дворянин из Новгорода Олесь Ступак.

– Вот как? Дворянин, стало быть. Погоди, доложу.

С крыльца донесся голос Губанова:

– Кто там, Степан?

– Дворянин Олесь Ступак из Новгорода, по твою душу, князь, – ответил Закатный.

– Пропусти!

– Слушаюсь! – Степан снял массивный засов, открыл створку.

Всадник въехал во двор, спрыгнул с коня.

– Ну и погода, князь, а дороги какие! Лучше не поминать.

– Коня в конюшню, протереть, накрыть попоной, дать сена, воды. Следить за ним, – распорядился Губанов. – Ступай за мной, Олесь.

– Так я мокрый весь до исподнего.

– Найдем, во что переодеться.

Князь и гость вошли в дом.

Степан взглянул на Холодова:

– Видал, Андрюша, дворянин явился.

– Его-то и ждал князь. Но это, Степа, не наше дело.

– Ясно, Андрюша, что не наше.

Степан позвал конюха, и тот увел лошадь в конюшню.

В залу приема гостей через короткое время вошел молодой крепкий мужчина в сухой одежде.

Губанов повернулся к Харламову и сказал:

– Ты, Иван Дмитриевич, извиняй. Мне поговорить с человеком надо.

– В тайне даже от меня?

– О чем пойдет разговор, ты, конечно, узнаешь.

– Добро, Иван Петрович, поеду-ка я со Степаном к убогой Алене Рыдановой, гостинчик отвезу и припасы какие-нибудь. Трудно им с матерью.

– Да, после погрома подворья Романовых она перестала на люди выходить. Степан говорит, все у оконца сидит да на березу глядит. Как бы умом не тронулась.

– Езжай. Хорошее дело задумал.

Харламов вышел из залы.

Губанов взглянул на приезжего и спросил:

– Был в Горицах?

– Ты же повелел, князь. Как я мог ослушаться?

– Удалась ли поездка?

– Вполне, князь. Нашел я монахиню, которая согласилась помочь нам.

– За деньги?

– Нет. Отец ее царю Ивану Васильевичу Грозному служил, преданный человек был. Помер он, а жена раньше него. Помаялась девица по чужим людям, обид натерпелась, в обитель и подалась. Однако память о Грозном царе чтит. Потому и помочь вызвалась.

– Хорошо, Олесь, когда не за деньги, а по велению сердца.

– Твоя правда, князь.

– Когда подъехать можно?

– В любое время. Только прежде надо будет зайти к старцу Феодосию. Он отшельником живет на берегу реки Шексна, передаст весточку монахине. Она скажет, куда и когда подойти.

Губанов поднялся с кресла и проговорил:

– Шексна. Река вроде обыкновенная, а сколько всего там произошло. В ней был загублен первенец Ивана Грозного, тоже Дмитрий, от любимой жены Анастасии Романовны Захарьиной-Юрьевой. На Шексне погибла Ефросинья Старицкая, противостоявшая Ивану Васильевичу. Сегодня на берегу этой реки начинаются великие дела. Это не случайность, а знамение свыше. Ладно, я понял тебя. Ступай в трапезную, поешь и отдыхай.

Через полчаса князь Губанов вызвал к себе Холодова и Отрепьева.

Холодов воспринял это спокойно, Отрепьев же был удивлен.

– Что за надобность у князя к нам, Андрюша? – спросил он старшего товарища.

– Я знал, что так и будет. Князь кого-то ждал и беспокоился, хотя скрывал это. Приехал человек. Стало быть, Гриша, ждет нас дорога. Долгая или близкая, не знаю, но ехать придется. Идем.

В зале Холодов и Отрепьев опустились на скамью, покрытую ковром.

– Тебе, Андрюша, известен Горицкий Воскресенский женский монастырь? – спросил Губанов, сидевший в кресле.

– А то. Там обретается царица Мария Федоровна. Она теперь инокиня Марфа.

– Верно. – Губанов усмехнулся, перевел взгляд на Отрепьева и заявил: – Твоя матушка там, отец Григорий.

Отрепьев промолчал.

– Поедем мы с вами в этот монастырь.

Чего-чего, а этого Холодов и Отрепьев никак не ожидали.

– За какой надобностью, князь, если не тайна?

– Пока тайна, Андрюша. Дорога нам предстоит длинная, до Вологды, почитай, пятьсот верст, сотня до города Кириллова, а там еще шесть до деревни Горицы и монастыря.

– Да, путь не близкий, тем более при такой погоде. Недели три на дорогу уйдет, никак не менее. Можем налететь на какую-нибудь разбойничью шайку. Их теперь хватает и у самой Москвы, где за ними хоть как-то охотятся. А уж чуть подальше от столицы лихим людям, сбившимся в стаи, нет счета. Охрана нужна, князь, и немалая.