Оксана Демченко - Облачный бык [Litres]

– А можно и такое сделать? – удивилась Йолли. Взяла стебель без головки цветка, погладила… и поняла, что из него получится черенок, который даст новые корни и прорастет новыми цветами, и это будет для него другая жизнь после смерти розы. – Как хорошо… нет бесполезного в мире, я всегда знала!

– Можешь идти домой, хотя все теперь знаешь, – сказала женщина. – А можешь остаться. Признаю, иногда ты будешь отбирать поживу у моих роз… но пусть так, ведь через тебя люди получат право ошибаться, как твоя Дэбби – и исправлять ошибки.

– А что там, за порогом? – спросила Йолли, принимаясь укоренять черенок.

– Там… другие Йолли и Дэбби, с их ошибками и их розовыми зарослями. – Женщина улыбнулась. – Наверное, так.

Йолли осталась в лесу. И, пока она сажала цветы вместе с женщиной, так и не назвавшей свое имя, люди меньше болели и дольше жили, а нездешние кошмары не могли прорваться из-за порога сквозь шипастую розовую изгородь.

«Свет божий», еженедельник

«Со скорбью великою восприняли мы весть о том, что суд стольного града Трежаля отвел свидетельство белой живы Марианны и оправдал богомерзкую отступницу С., чье полное имя мы не желаем упоминать, сберегая верующих от скверны. Очевидно, что ношение мужских брюк ведет к бесплодию через духовное отрицание женского начала, о чем и свидетельствовала Марианна со всею глубиной веры. Увы, мирской суд погружается в пучину беззакония, ибо закон без Бога – безбожен и темен.

Еще того прискорбнее: в сем годе уже пятый суд отказывает белым живам в вере на слово, требуя так называемых «весомых» доказательств. Под оными понимается одновременное получение единообразных ответов от трех жив, не имеющих возможности слышать друг друга. Теперь подобным образом принимаются указания к поиску пропавших, прорицания о здравии или же смерти, а еще – утверждения о наведении наемными живками порчи, плетении петель смерти и иных запретных узоров.

Увы нам, вопиющая утрата веры, узрим ли завтра солнце, продолжая грешить денно и нощно?»…

По идее человек, видящий тени и инакость, должен верить в Бога. Особенно после встречи с выползком, доказавшей, что мир гораздо шире того, что видят, осязают, слышат люди. Обыкновенные люди. Увы, храм не вдохновляет меня, независимо от имени божьего и версии святого писания. Раньше я держалась чуть в стороне, пассивно уважая саму идею… Но преподавание добавило мрачных красок к восприятию веры, точнее – религии, отправляющей эту самую веру.

Любой светский пансион, школа и даже институт должны выделить время для «упражнений в вере, развивающих учащегося нравственно». Это цитата из методики ведения занятий. Уже вторую весну подряд я изучаю методику и провожу занятия. В прошлом году, перед той историей в Луговой, я относилась к урокам веры с осторожным интересом. Все же новое дело, стоит постараться – и получится из него что-то путное… Пожилая дама, преподающая литературу, смотрела на меня с ностальгическим пониманием. Сухая и логичная наставница в естественных науках, не верующая даже в приметы и счастливый случай – откровенно издевалась… После визита служителей храма и изучения методики под их руководством мы все помирились, собрались в маленьком трактире и лечили нервы: отказаться от уроков нельзя, провести их неправильно – тоже. По итогам надо еще и ведомость заполнить. Как будто широта души и вера оценимы в баллах наравне со знанием книг, умением решать математические задачи или навыком в штриховке… И вот вторая весна и новый урок. Опять пора говорить о канонических основах живописи трех религий.

Если бы не рамки, доведенные до казенного абсурда «методикой», я бы охотно и даже азартно готовилась к занятиям, позволяющим обсудить духоцентричную перспективу. Тема интереснейшая, в ней есть истина, глубокая и непостижимая через логику. С первого года пребывания в столице я стараюсь посещать старые, даже древние, храмы. Не обязательно действующие, мне как раз удобнее заброшенные. Никто не отвлекает, не мешает встать в центре круглого зала с четырьмя крестообразно расположенными внешними пределами… и мысленно взлетать в иное пространство, окольцованное подкупольной росписью. Тусклые краски, слабый свет, утраченные фрагменты рисунка – все это не разрушает чуда, не лишает душу крыльев.

Прошлым летом, изгнанная из Луговой, я обрела нежданную праздность. Времени хватило, чтобы поездить по пригородным станциям, посмотреть храмы вне Трежаля. Тем более, что у меня накопились вопросы и сидеть без дела я не могла: выползок, гнилые цветы… я была угнетена и искала ответы. Или хотя бы успокоение. Я вставала в центре очередного зала, глядела в высь нездешнюю – и мне казалось: лохматый Яков все понял и не сердится, а лысый – спасся и благополучен… Правда, оба не прислали даже малой весточки. Но кто я им, чтобы ждать внимания?

Канон духоцентричности идет против правил светской художественной школы в смысле света и тени, пропорций и перспективы. Но масса искажений не хаотична, она тонко и точно создает особенное пространство. Я знаю инакость, ощущаю нездешний холод и потому не сомневаюсь: те, кто писал канон, были подобны мне. Они наблюдали мир словно бы со стороны, из тени, и мир выглядел для них слоистым и наполненным.

Центром перспективы канон назначает дух божий, души святых, либо – редко, в древних храмах – душу верующего. Круговая роспись отображает блики от лампад людских душ и божьих лучей, перспектива по кругу изменчивая, с многими точками схода и сложно изогнутыми линиями схода. Все странно, неудобно глазу… но, когда роспись впускает зрителя, узор делается объемным, а обыденный мир – плоским.

Канон отражает идею храма Единого о душе. Писание числит душу стержнем личности и «телом сущим», тем отчасти противопоставляя душу – и бренное тело. Точнее, душа – это и есть вечное тело, а тело – одежда, выдаваемая по приходу в мир. От сказанного канон сразу и без пояснений перепрыгивает к выводу: человек, осознав в себе стержень, способен перекраивать свое одеяние – тело. Так происходит излечение через молитву, спасение от голода, холода… Все указанные подвиги успешно вершат герои храмовых легенд… Увы, обычные люди нашего времени как-то не справляются. Нет, я не отрицаю чудо, веру и душу. Но, увы, ни с кем из моих знакомых такого не случалось. Вот и проповедники осторожно сообщают: перекроить тело – это подвиг великих, а малым следует довольствоваться «штопкой дыр» греховных через покаяние, пост и молитву. Храмовые живы помогают штопать, выправляя здоровье и душевное состояние. Но даже без их поддержки люди способны взойти к исцелению, через веру обретя свободу от страхов и соблазнов… Уф, понесло меня! Трудно думать о каноне искренне и без пафоса. Еще труднее говорить о каноне вслух, тем более подросткам.