Анна Коэн - #Зерна граната [litres]

Между тем Вендель уже какое-то время что-то втолковывал Луизе, не обращая внимание на то, что она не отвечает, будто только что умерла сама.

– …пытались скрыться… Дон заплатил, но этого мало. Я отрежу его суке пальцы и по одному скормлю, запихаю ему прямо в глотку…

Он все говорил и говорил, не замечая, как Луиза достала из-за пояса его именной револьвер, проверила барабан и взвела курок. Пожалуй, он не понял ее намерений, даже когда она направила дуло на него. Вендель был так увлечен планами мести, что умолк лишь после первой пули, впившейся ему в живот. Луиза не слышала его вопля, как не слушала до того слов. Две пули в грудь, одна в колено. Еще две зарылись в песок – только потому, что запястье охватила слабость.

Она швырнула опустевшее и еще дымящееся оружие на землю и ладонью стерла с лица болезненную гримасу. Пальцы пахли порохом.

К ней приближались всадники. Двое, если зрение ее не подводило, но Луизе было уже все равно. Она села на холодный песок, обхватив колени, и прикрыла глаза.

А ее мертвецы смотрели в небо.

Никто не осмелился открыто обвинять кантабрийских атташе в причастности к произошедшему с Драконом Рен Ву – это можно было бы приравнять к международному конфликту. Но тем не менее слухи не поддавались контролю. Сановники роняли туманные намеки в опиумных курильнях; тихо переговаривались их жены, вышивая золотом армейские стяги; перешептывались в коридорах слуги.

Поток приглашений на всевозможные приемы и увеселения истончился до ручейка и почти иссяк.

Герцог был готов к такому повороту с самого начала их подковерной кампании. Патрона не подкосило убийство, произошедшее у него на глазах, – на своем веку он видел достаточно. К затишью в светской жизни герр Спегельраф отнесся спокойно, даже позволил себе саркастическое замечание о том, что больше ему не придется развлекать престарелых скучающих вдов, ранее домогавшихся его общества.

Но Юстас долго не мог оправиться. Он холодел под пристальными взглядами на редких званых ужинах, ловил каждое слово, оброненное походя. Иногда по ночам ему чудились тени, спускающиеся с потолочных балок, сквозь дрему слышался звон цепи. Он бы сошел с ума, если бы не Пхе Кён. Андерсен не мог знать, какие тайны хранило ее прошлое, закалившее нежные нервы до крепости стали, но она понимала, как ему тяжело. Они вели долгие беседы вечерами, девушка читала ему стихи и пересказывала сюжеты олонского эпоса, и поначалу это помогало ему засыпать.

Но позже кошмары возобновились, и однажды она осталась с ним на всю ночь. И отныне оставалась на каждую следующую.

С Пхе Кён все было иначе, нежели с немногими другими женщинами в его жизни. Просто, естественно, взаимно, без спешки брезгливого и жадного соития. В своей наготе она была завершенным произведением искусства, чего не удавалось остальным в десятках слоев расписного шелка. Пхе Кён без слов открывала Юстасу тонкие секреты, которых он сам о себе не подозревал, – и его совершенно не интересовало, откуда их узнала она. Он мог только надеяться, что возвращает ей хотя бы сотую долю счастья, подаренного ему.

На какое-то время, счет которому он успел потерять, Андерсен обрел покой. Его не волновали ни планы императрицы, ни козни Драконов, чинимые ими друг другу, ни грядущая война с далекой отчизной.

Так продолжалось до одной мартовской ночи, особенно холодной и темной, хоть зима уже начала сдавать позиции с каждой утренней капелью.

Пхе Кён тогда нездоровилось за ужином, и, прождав ее пару часов, Юстас, не раздеваясь, уснул поверх покрывал. Проснулся он, оттого что чьи-то тонкие ноги обвили его бедра, как змеи. Андерсен сонно потянулся и огладил девичью кожу.

– Ты все же пришла…

Но она не ответила, только взялась за пуговицы на рубашке Юстаса. Обнажив его грудь, девушка провела по ней невесомыми пальцами и остановила их там, где мерно билось сердце, исцеленное ее любовью.

Он поймал себя на мысли, что этого слова между ними еще ни разу не прозвучало.

Тогда он открыл глаза, чтобы увидеть ее прекрасное лицо, и дернулся в ужасе: крепко обхватив его ногами, верхом на нем сидела чужая женщина, в правой руке сжимая нож. Юстас вскрикнул и попытался вырваться из ее хватки, отползти прочь. И не сумел.

Девушка занесла оружие над головой, но он перехватил ее кисть. Андерсен не мог ожидать, что в этой костлявой ручонке окажется столько силы, будто убийца вкладывала в нее всю свою волю к жизни. Подрагивая, острие опускалось все ниже, все ближе к ребрам. Страх сковывал и замедлял его движения, крик о помощи не находил ответа. Юстасу даже показалось, что его сердце разорвется еще до соприкосновения с металлом.

Когда он попытался остановить ее обеими руками, она запустила ему острые ногти между пальцев, заломив их, и впилась в сухожилия. Маленькие холодные ступни сдавили его колени так, что он даже не мог лягнуть нападавшую.

Девушка склонила лицо, обезображенное злобой, и прошипела по-олонски:

– Ты поплатишься!

«За что?!» – пронеслось в голове у Юстаса.

А нож достиг кожи и царапнул по ней зигзагом.

Сила в один миг покинула ее. Девушка обмякла и завалилась на бок, укрыв лицо Андерсена длинными волосами.

Он быстро выбрался из-под нее, вскочил с кровати и только тогда заметил Пхе Кён, застывшую с тяжелым подносом для бритвенных принадлежностей в руках.

– Я ожидала, что однажды застану тебя в постели с другой. Но не таким образом! – С дробным звоном она вернула поднос на туалетный столик и, покачиваясь, шагнула к распахнутым дверям. Юстас не помнил, как они открылись.

– Охрана! – закричала она в пустоту коридора. – Охрана, сюда!

– Бесполезно, – выдавил Юстас, стараясь, чтобы голос не слишком дрожал. – Я кричал, никто не пришел. Как тогда…

Пхе Кён повернулась к нему.

– Ты прав. Ждут, пока она с тобой разделается. Или ты с ней. Не узнаешь?

Он только помотал головой.

– Ее нужно связать, пока стража не вернулась на посты. – Андерсен осторожно перевернул оглушенную девушку на бок и стянул ей запястья поясом. Потом отвел волосы с бледного лица и вгляделся в черты. Пхе Кён поднесла поближе лампу. Но даже при свете он не заметил в неудавшейся убийце ничего знакомого. Разве что…

– Родинка на подбородке. Такая же была у наложницы, присланной ко мне в первые дни во дворце. Я прогнал ее.

– И тем самым обрек на унижение и наказание. – Пхе Кён обессиленно опустилась на край кровати и закрыла лицо ладонями. – Думай, думай.

Юстас сел прямо на пол там же, где и стоял. Царапина на груди саднила и сочилась кровью, пачкая одежду.

– Это была не ее идея. Кто-то дал ей оружие и подкупил охрану.

– А еще запер мою дверь снаружи. Услышав твой крик, я выбралась через тайный коридор для слуг.