Анна Коэн - #Зерна граната [litres]

Ни во время вечернего пира, ни наутро и ни в последовавший за ним день не произошло ничего удивительного или зловещего.

Двор разместился на новом месте, хотя для многих оно не было новым – лишь юные представители олонской знати в свой первый светский сезон открывали для себя Яблоневый Дворец.

Вечером второго дня давали бал, если можно было так выразиться. Девушки и юноши танцевали по очереди: двигались цепочкой по кругу, исполняя простые, но элегантные па и демонстрируя роскошь нарядов, расписанных по шелку и расшитых бисером. Ни кружев, ни перьев, так любимых модницами Кантабрии, Юстас не заметил. Девицам благородных домов дозволялось надевать только бледно-розовое, а молодым людям – лишь темно-зеленое и коричневое. Многие юноши носили лейтенантскую форму, так как окончили военные училища Оолонга.

Пхе Кён шепотом поясняла, что каждая деталь подобных мероприятий пронизана символами фестиваля цветения.

Впрочем, цвета всегда много значили в жизни императорского двора: слуги носили черное; кисэн и личные камердинеры могли надевать одежду всех оттенков синего и голубого, в зависимости от сезона; знать, кроме девиц на выданье и их потенциальных женихов, наряжалась как душе угодно, но не носила золота, а император с императрицей облачались в пурпур, золото и черный – это значило, что правитель служит своей стране.

Юстас, ранее увлекавшийся изучением нравов и обычаев других стран, слушал ее вполуха. Он не сводил глаз с императорской четы, сидящей на возвышении. Пурпур, золото и чернота – тлеющие у всех на виду угли.

Ли Мин Сен, по своему обыкновению, был благодушен и отстранен. После благословления юных созданий он погрузился в созерцательную полудрему, и Юстас негодовал: как, так упорно вперяя взгляд в пространство, можно ничего не видеть? Лицо Юэлян по-прежнему оставалось непроницаемой фарфоровой маской, разукрашенным блюдом. Красные брови-точки, похожие то ли на две кровоточащие ранки, то ли на вторую пару демонических глаз, делали ее совершенно бесстрастной. В довершение всему она то и дело прикрывала рот веером, только глаза чернели на лунном лике.

Предыдущим вечером она не подала виду, что знакома с кантабрийскими послами. Тогда Юстас вздохнул чуть свободнее – она могла это сделать, пусть и с неведомой целью. Эта женщина была соткана из загадок. Она устрашала, как танец палача: олонский воин делает несколько кругов вокруг осужденного на смерть, развлекая публику чудесами фехтовального искусства, и несчастный не знает, в какой именно миг его голова отделится от тела.

Из беспомощной мстительности Андерсен убедил себя в том, что без белил и туши Юэлян невзрачней любой крестьянки, а под громоздким платьем не кроется ни единой женственной выпуклости. Мысли были недостойными взрослого и образованного мужчины, но принесли гадкое минутное облегчение.

Герр Спегельраф выглядел утомленней обычного. После официальной части и угощения – пять перемен блюд – он сделал круг по бальному залу, побеседовал со всеми, с кем посчитал нужным поддерживать связь, и удалился в свои покои. Когда он раскланивался перед троном, извиняясь за ранний отход ко сну, Юстас был готов поклясться, Юэлян посмотрела прямо на него. Остановив на несколько мгновений взгляд на ассистенте герцога, вздрогнула крыльями крохотного носа, будто к чему-то принюхалась, и отвернулась. За этот миг Юстас с головы до ног покрылся холодным потом, внутренности скрутило комом плесневелого тряпья.

После окончания бала – гости уже разъезжались, несколько групп зрелых дам в укромных уголках зала шепотом оговаривали брачные сделки – Юстас с наслаждением заперся в новой комнате. Его слегка мутило от нервного напряжения и переедания, что, как он рассудил, было неразделимыми причиной и следствием. Но не успел он расстегнуть запонки, как в дверь постучали, судя по звуку, носком туфли. Стук был условный, и Юстас открыл. Пхе Кён чуть натянуто улыбалась ему поверх подноса с чайником и чашками.

– Я подумала, что нельзя завершить подобный вечер лучше, чем чаем. – Она потеснила его в проеме и вошла.

Юстас мигом заставил себя проглотить все возражения. Еще не хватало повторно обидеть девушку.

Вместо этого он с немалым удовольствием произнес привычное:

– Что ты выбрала сегодня?

– Это секрет.

Выученные движения словесного танца приглушили разросшееся между ними непонимание.

– Хочешь, чтобы я угадал?

– Хочу, – кокетливо отозвалась она. – И неважно, сколько отнимут у тебя размышления.

«Уж лучше думать о чае, чем о неотвратимом», – промелькнуло в мыслях Юстаса.

Напиток горчил и одновременно отдавал сладковатой корой, слегка вязал язык, но в целом облегчил, расслабил липкую паутину, теснящую внутренности. Силы будто вернулись к нему.

В тот же час он применил их самым приятным для обоих образом.

Фестиваль цветения традиционно длился две недели, в то время как яблони расцветали в полную мощь. После начиналось размеренное течение лета, наполненное семейными приемами в родовых поместьях, где под строгим надзором матрон и нянек юноши ухаживали за девушками, с родителями которых был заключен предварительный договор. Осень, как правило, была сезоном свадеб, и многим семьям хотелось успеть провести церемонию в месяц листопада и быть запечатленными на первых портретах в окружении рдеющих деревьев – единственный шанс облачиться в запретное золото.

На третий день фестиваля двор почти полным составом отправился на прогулку по яблоневым садам. Герцог остался во дворце, сославшись на дурное самочувствие.

Хонойские сады действительно были прекрасны: стройные деревца росли не армейскими шеренгами, а так, будто сама природа разбросала семена и яблони проросли там, где им хотелось. Выверенная иллюзия, достойная называться искусством.

Нежная весенняя трава застенчиво обрамляла прогулочные дорожки, рассчитанные точно на двоих человек. Юстас предпочел бы созерцать безмятежную красоту садов в компании Пхе Кён, но неожиданно к нему решил присоединиться молодой Рен Пон, новый Дракон Изящных Наслаждений.

Под сень деревьев они вошли втроем: Андерсен и Рен Пон рядом и Пхе Кён чуть позади. То тут, то там среди стволов мелькали нежно-розовые, зеленые и пестрые одеяния придворных. В отличие от своего предшественника, Рен Пон носил костюм, скорее подходящий землевладельцу из феодов, чем олонскому министру и аристократу. Из чего Юстас сделал вывод, что ранее тот жил в одной из западных провинций ближе к границе.

Дракон все не решался заговорить о том, что заставило его искать общества Юстаса. Он разглагольствовал о баснословных затратах казны на все этапы празднества, жаловался на нерадивых танцовщиц и жадных поставщиков, причитал о никем не замеченных накладках и бахвалился собственной смекалкой. Юстас понимал, что ему не хватало поддержки и признания, но чувствовал, что за этой тирадой последует нечто важное. Ждать пришлось долго. Выговорившись – а говорил Рен Пон очень быстро и сбивчиво, отчего у Андерсена даже голова заболела, – Дракон перевел дух, прекратил наконец яростно жестикулировать, спрятал суетливые руки в карманы пиджака и опасливо заглянул в лицо собеседника.