Анна Коэн - #Зерна граната [litres]

Он чувствовал, что Анхен дергает его сзади за куртку и шепотом умоляет заткнуть пасть, но уже не мог остановиться:

– Тем более под самой черепичкой. Когда или, вернее, если нас осадят, то выкурить всех с верхотуры не составит труда.

– А ты, я смотрю, все продумал, – протянул Клаус. – Давно планировал занять место старика?

И тут Олле действительно заткнулся, подавившись горькой слюной.

Приветственные крики, подозрения в убийстве, кем-то оброненное «мы ждали тебя»…

Все они думали, безоговорочно верили, что Олле, став Темным Лезвием, нацелился еще выше: завоевал расположение низших Крыс – большинства, убил Теодора и приступом собрался взять Угол. Каким честолюбивым хитрецом он умудрился прослыть! Его даже охватила мимолетная зависть к своему двойнику, существующему только в умах других людей. Но веселье сменилось страхом: если они действительно ждали его нападения, то зачем было приводить сюда?

Только чтобы прикончить.

Уйти живым шансов почти нет – с ним только трое, у Анхен не осталось патронов, а у него самого лишь уродливый черный кинжал. Олле не готовился к войне. Видать, не так уж он был хитер.

– Я его не убивал. Я никогда не хотел быть Крысиным Королем.

– Ты называл себя предводителем Крысиного театра, об этом все знают, – оборвал его неслышно подошедший мужчина. Олле узнал в нем одного из охранников, стоявших у самых дверей Теодора при их последней встрече. – И не смей теперь притворяться слабоумным. Даже если это не твоих рук дело, они, – тут он кивком указал вниз, туда, где распевали песни и надирались сторонники Миннезингера, – тебе этого не простят, разделают на ремни. Если это все же ты, – он неприятно усмехнулся, – разделаем тебя мы.

Шайка Олле качнулась в его сторону, как пригнутые ветром колосья.

– Значит, я умру в любом случае? – Олле рассмеялся. – Тогда чего мы ждем? Пора почтить вниманием его усопшее величество!

В выстуженной комнате Теодора царили мрак и вонь. Запах был не трупный – слишком мало времени прошло, – просто Крысиный Король, как и многие смертные до него, обделался в момент кончины.

Несколько закопченных масляных ламп едва рассеивали тьму дрожащим светом.

На труп было жутко смотреть: голова запрокинута, губы в белесых волдырях, по подбородку стекает черно-красное месиво, похожее на мелко рубленную печенку. Тощая грудь под распахнутым меховым пальто – в крупных язвах. Теодор почти сполз с кресла, в котором сидел во время встречи с Олле, но пальцы впились в подлокотники кресла, да так и закоченели, а нога с распухшим коленом вывернулась под странным углом. Агония – страшный танец, и никто заранее не знает, на какие па способен.

– Что скажешь, Миннезингер?

Олле не сразу нашелся, что ответить. Он мог только стоять и смотреть, а уродливая картина въедалась в его память навсегда. Анхен едва сдерживала рвотные позывы, пытаясь дышать глубоко, но это ее не спасло – зажав рот рукой, она быстро протолкнулась прочь из покоев Крысиного Короля.

– Как это… Я не понимаю. Вы что, ничего не слышали? Его убивали в собственной комнате, а вы были за дверью и даже ничего не заподозрили?

Кто-то из охраны Теодора потянулся к оружию, Олле различил характерный звук, но не обернулся. Его внимание привлекла каминная полка. Над ней крупными размашистыми росчерками было выведено: «ЛОКИ».

– Не может быть, – пробормотал он. – Он мертв.

– Да уж не жив.

– Я не о Теодоре. – Олле наконец удалось отлепить ноги от паркета и обойти страшную сцену. – А о том, кто его убил. Видите руны? Этот человек убил и шефа Роттенмайра, он писал их повсюду. Руны…

– Псих, который подох в тюрьме?

– Или его сообщник.

– Да ты сам, видно, спятил, раз решил, что мы на это купимся, – перешел в наступление охранник. – Ты рыскал по всему городу, вынюхивал, искал его. Знал его приемы. А теперь хочешь все свалить на Стекольщика?!

– Стекло! – опомнился Олле. – Нам нужно найти цветное стекло! Оно должно быть здесь…

– Все-то ты знаешь, – протянул Клаус, прищурившись, но с места не сдвинулся.

Первым делом Олле осмотрел горло Теодора. Больше нигде не было видно ран, а имена богов убийца писал кровью своих жертв. Но залитая багровым месивом морщинистая шея Крысиного Короля осталась цела. Не оказалось порезов ни на запястьях, ни на животе. Удар в спину Олле исключил сразу: старик сидел, когда на него напали, а вскочить быстро он бы не смог – колено давно причиняло ему боль.

Кто-то из охранников короля закашлялся и двинулся к окну с явным намерением открыть его. Олле будто очнулся от гипнотического сна, в который его погрузил вид безжизненного тела. Он даже забыл о разъедающем нос смраде, сгустившемся в комнате.

Створки не поддавались. Олле видел, как напрягаются руки, спина и даже шея Клауса, человека далеко не слабого.

– Дерьмо! Разбухли за зиму.

– Выбей стекло, – подсказали ему.

– Так иди сюда и помоги мне, умник сраный!

Пожав плечами, советчик присоединился к Клаусу, и вдвоем им все же удалось отворить створки. Правая покосилась, повисла на одной петле. За окном стояла ночь и заглядывала внутрь, в покои мертвеца, ехидно скалясь.

Те, кто еще стоял у дверей, тут же позабыли о необходимости стеречь Олле и, толкаясь, рванули к окну, жадно вдыхая острый морозный воздух.

Но Миннезингер и не думал бежать, его разум был занят совсем другой задачей. В теле не оказалось цветного осколка. Если только…

Стиснув зубы – верхний железный больно впился в нежную ткань щеки, – он погрузил два пальца в открытый рот Теодора.

– Ничего, – то ли разочарованно, то ли удивленно пробормотал Олле.

– Что там у тебя? – тут же отозвался Клаус.

– У него во рту ничего нет. Ни стекла… ни языка.

– Брешешь, сука!

Вместо ответа Олле отступил в сторону, предоставляя ему возможность убедиться в правдивости этих слов. Не колеблясь ни секунды, Клаус без отвращения запустил в пасть Короля почти всю пятерню и деловито, будто препаратор из городского морга, ощупал.

– Отрезали?..

– Нет. – Олле поднес к свету лампы собственные пальцы, густо, до самых костяшек измазанные содержимым рта Теодора. – Расплавили.

Клаус крепко выругался, остальные подхватили разноголосым эхо.

– Где его кружка?..

– Какая еще, к тролльей матери, кружка?

– Та, из которой он пил свое лекарство, – терпеливо пояснил Олле. – От болей в колене. Она большая и никак не могла стоять далеко от кресла.

– Была такая, – отозвался высокий блондин у окна. Кажется, он был знаком Олле. И точно – осенью он одновременно с Олле взялся за расследование убийства Роттенмайра, но очень быстро отказался от гонки и подался в личную гвардию Короля.

– Точно. Была. Я видел! С пастушками, – добавил еще один. По рваной, взвинченной манере речи легко было узнать любителя кхата. Уж не он ли первый выхватил оружие?