Клим Жуков - Солдат императора

– Милый мой рыцарь, как я долго ждал… наконец-то мы одни, вдали от всех твоих докучливых друзей и развратных девок! Я подарю тебе сегодня настоящую любовь, которая сравнима только с моим искусством, милый мой… – жадное поглаживание теперь ощущалось прямо на ягодицах, сиречь на моей обнаженной жопе.

Жопе?!

Наваждение и какая-то одурь, мигом слетели, а в голове молнией пронеслись вчерашние слова Адама, перешептывания Челлини и косые взгляды его приятелей. В глазах знакомо забагровело.

– Ну с-с-с-с-сука, – зашипел я не хуже рассерженной гадюки, стряхнув ищущие руки Реджио, и развернулся к нему грудь в грудь, cor a cor, так сказать.

– Милый любит поиграть грубо? – задорно произнес поганец и попытался силой ухватить меня за шею, устремляясь к моему лицу с выставленным между полных губ отростком языка. Это он зря.

Я сказал:

– Сейчас поиграем, гребанныйсодомитсучаратвоюмать, – после чего чётко шагнул в сторону, подхватил его за локоток и кисть, после чего усилием бедер развернул все свои шесть пудов и, что было сил, ахнул проклятого заманителя лицом в стену.

– Ы-х-х-х, – сказал он, чвакнув поганым ртом о штукатурку, а я ответил:

– Конец тебе, глистопас вонючий. – Кулак вонзился в почку.

– Чвакс, ы-ы-ы-ы…

– Каломес! – за горло и бросок от стены, – долбаный, – левой крюк в печень.

– Чвакс, у-у-у-у-у…

Я даже не знал, что у этого психического расстройства, я имею виду, конечно, гомосексаулизм, имеется столько красочных определений. Но перечислил я их не более половины, сопровождая каждый каким-либо членовредительством.

Остановился, точнее меня остановили, когда я дошел до „погонщика аскаридов“ или „анального разведчика“, точно не помню, причем сам объект висел и скреб ножками, потому что волосы были намотаны на мой левый кулак, а правый готовился своротить скулу. В этот момент дверь с треском вылетела, в залу ввалились закадычные мои приятели: прямой и решительный Адам Райсснер да полумертвый от смеха Бенвенуто Челлини.

– Поря-а-а-док, – простонал второй, – спасать его не надо, ха-ха-ха-ха, готовь золотой скудо, Адам! Ха-ха-ха-ха, проспо-о-орил! Ха-ха-ха!

– Твою мать, Гульди, я, честно говоря, за тебя испугался, – сказал первый.

– За этого, как его, „каломеса“, пугайся! – ответствовал Челлини, веселясь всё сильнее.

– Не понял?

– Мы как раз, ха-ха-ха-ха, вовремя, еще пара минут и он бы его убил! Ха-ха-ха-ха! Разрази меня гром. Таких историй я не слышал даже от Варки [49] Бенедетто Варка (1502–1565 гг.) – автор «Истории Флоренции» – добрый приятель Бенвенуто Челлини. , ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха!!! Лопни моя селезёнка!!!

Н-да, мезансцена образовалась как в хорошем театре. И Челлини опытным глазом художника её вполне оценил:

– Замри, замри, Паолито! Замри! Держи его так! – заорал он вдруг, словно обезумев, бросаясь к столу и хватая бумагу с грифелем.

– Мать моя! Мать моя! Это же Персей!!! Персей !!! Адам! Ты понимаешь! Персей!!!

– Бенвенуто, мягко говоря, удивил. Наверное, даже бесчувственного Реджио, не говоря уж об остальных присутствующих: Райсснера, который просто выкатил глаза и меня, напряженно отдувающегося с повисшей в руке тушкой, и не знающего что сказать. Челлини с бешенной скоростью возил грифелем по бумаге, забыв о смехе, который секунду назад поражал судорогами его конечности.

– Чуть выше голову! Да не свою, дурак, его! – и снова комната наполнилась скрипом грифеля. Требовалось внести ясность, и мы с Адамом одновременно вопросили:

– Какой Персей?! – Это Адам.

– Ты что творишь, ненормальный?! – Это я.

– Творю! Именно! Адам, это же Персей с головой Медузы Горгоны!!! Это будет такая скульптура, это шедевр, это уже шедевр! – и грифель с утроенной скоростью заелозил в искусных руках Челлини.

Надо ли говорить, что я так опешил, что даже забыл послать приятелей по матушке тридцать три раза, как собирался изначально. Я только стоял и тупо хлопал глазами. Что тут сказать? Секунд этак через сто пятьдесят я нашелся:

– Вы тут все свихнутые! Чёрт, угораздило же связаться! – после чего брезгливо бросил, начавшего подавать признаки жизни Микеле, и решительно зашагал к своей одежке.

– Ты бы на себя посмотрел! Нет, ну какая сцена! Какой материал!

Адам хрюкнул. А неугомонный Бенвенуто счастливо рассмеялся, сворачивая изрисованную бумагу в рулон:

– Итак, Медуза повержена, Персей победил, небывалый шедевр создан. Это надо отметить. Адам, пошли пропивать твой, то есть теперь мой скудо!

И мы отправились пропивать. Решительно невозможно сердиться на этого человека».

Из дневника Адама Райсснера.

6-8 октября 1522 года от Рождества Господа нашего Иисуса Христа.

О наших делах во Флоренции.

«Не прошло и дня с момента счастливого прозрения Пауля и наказания, заметим, вполне справедливого, мерзкого развратника Микеле Реджио, как он полностью помирился с Бенвенуто Челлини и, кажется, замышляет с ним некую авантюру.

Мой друг был очень зол, и это еще слабо сказано, хотя, как человек разумный и обстоятельный в рассуждениях, он отлично понимал, что если и есть кто-то, к кому можно питать злобу, то только на него самого, а точнее, на его наивность, невнимание и безалаберную глупость, что чуть не толкнула его к страшному греху и чуть не сделала посмешищем для всей Флоренции.

Но всё закончилось благополучно, я надеюсь, что урок этот пойдёт Паулю на пользу в его дальнейшем жизненном борении.

Теперь Пауль стал чуть ли не героем, и уж точно героем всех кабацких историй на ближайший месяц. Челлини с небывалым вкусом описывает это приключение и счастливое разрешение всей интриги, пользуясь небывалым успехом, сеньор Тассо, например, смеялся так, что чуть не отдал Богу душу, его даже пришлось отпаивать вином.

Микеле Реджио, да порастёт его грязный анус рыбьей чешуёй, хорошо известен в городе, а особенно знаменита его пагубная страсть, и все давно ждали, чтобы кто-либо его проучил, отомстив за позор, которому сказанный Микеле обрек всё художественное сообщество перед лицом коллег и заказчиков.

Теперь он вот уже несколько дней нигде не показывается, что совершенно не удивляет, учитывая какие побои нанесла карающая длань моего друга, ведь длань эта может быть весьма тяжёлой, мне ли не знать этого!

О сеньоре Бенвенуто Челлини и беспутной Пантасилее и о том, как мы вынуждены были покинуть Флоренцию.

Не сложно догадаться какую именно авантюру замышляют и вынашивают душевные мои приятели Пауль Гульди да Бенвенуто Челлини. Речь идёт о возможной мести упомянутому Луиджи Пульчи, который всюду хвастает, что „прекрасная Пантасилея“ бросила „жалкого Челлини“ ради его, Пульчи, невероятных достоинств, богатств, знакомств и возможностей.