Клим Жуков - Солдат императора

Не радостное открытие. Но мне уже было наплевать, никаких лишних гражданских мыслей моя откровенность перед самим собой не породила. Одно обнадеживало. Я не перестал копаться внутри себя. А значит, когда-нибудь, может быть, война покинет мою душу.

Во Фландрии ваш покорный слуга познакомился с Жаном Артевельде – младшим сыном побочной ветви знаменитого антверпенского рода. Парень, не рассчитывая на неделимый майорат, вынужден был уйти в армию, и уже некоторое время солдатствовал, когда прибился к нам.

В те годы ландскнехты очень неохотно принимали пополнения откуда либо, кроме южно-германских земель: Тироля, Швабии и Баварии – особенно Тироля – наследственного домена императорской фамилии.

По проверенному мнению знающих людей, лучшие солдаты получались именно из альпийских горцев, чему не трудно поверить, ведь швейцарцы тоже жили неподалеку. Высший королевский замысел был совсем незатейлив, ведь это очень благоразумно – набирать войско на своих землях, не подвластных воле князей!

В 1520-ых годах, особенно после виктории при Биккока, слава ландскнехтов возросла настолько, что в наши легионы потянулись отчаянные парни со всей Германии и не только. А что «коренные» ландскнехты? А ничего, но факт остается фактом, пока такие как я (вроде как саксонец) и Артевельде оставались на общем фоне величиной пренебрежимо малой. Слово «ландскнехт» все еще выступало синонимом слова «тиролец».

Я спас Жана от крупных неприятностей, когда тот в компании пятерых антверпенских парней нарвался на приключения.

Приключение нагрянуло в лице пары крестьянских девок, что шли за водою, когда их зажали несколько солдат из соседней роты. Артевельде вступился, теперь уже не поймешь, то ли он сам хотел побаловаться, а его опередили, то ли взыграла в нём элементарная порядочность – не суть.

Трясся ваш покорный повествователь на лошадке, сочиняя очередной отчет для далеких моих работодателей в Академии, будь они неладны. А тут настоящий цирк: крики, шум – явное нарушение воинской дисциплины и армейского расписания, мимо чего я никак не мог проехать.

Я почему это все описываю подробно? Просто в дальнейшей судьбе, что приволокла меня к той самой испанской лужайке, на которой я оказался tet-a-tet с доном Франциском, Артевельде сыграл не самую последнюю роль.

Но все по порядку.

Возле деревенского колодца жались несколько солдат, судя по всему, аркебузиров из недавнего пополнения. Их окружали ландскнехты. Виновницы разлада в количестве двух насмерть перепуганных особей сидели за колодезным срубом и тряслись.

Первые говорили дерзкие слова, а вторые отвечали словами грозными, так что всякие словословия вот-вот должны были уступить место стали. Я уже достаточно разбирался в тонкостях межкультурной коммуникации в военной среде, чтобы разобраться что к чему.

– В чем дело? – Вопросил я громогласно.

– Отгребись. – Ответили мне.

– Это кто такой говорливый? – протяжно поинтересовался я, слезая с коня.

– Ну, я – ответил мне солдат в грязном кожаном вамсе, стоптанных башмаках и задорным кудрявым чубом, выбивавшимся из под берета. Его приятели заоборачивались и, не снимая рук с оружия, немного расступились.

– Ну, я говорливый, – повторил он и подошел ко мне. – А ты кто?

– Я Пауль Гульди, фельдфебель, слыхал может?

– Ну, слыхал, – наглости в голосе его поубавилось, но идти на мировую парень явно не собирался, будучи абсолютно уверенным в собственных силах. Об уверенности в правоте и мыслей не возникало, готов спорить. Над такими мелочами в армии давно никто не задумывался. Кто смел тот и съел, где сгреб, там и въёб.

– Вали своей дорогой Пауль Гульди, фельдфебель. Мы сейчас проучим этих фландрийских выскочек, а потом развлечемся. Если хочешь, давай с нами, ты мужик свойский, насколько я знаю.

– Я для тебя не свойский мужик, падаль, я для тебя фельдфебель при исполнении служебных обязанностей. – Я говорил тихо-тихо, тщательно выводя каждое слово. Рванину требовалось немедленно поставить на место, иначе могло случиться всё что угодно.

– Бу-га-га-га, – заржал тот и сделал рукой недвусмысленный жест, изображая стилизованный детородный орган. – Вот где я тебя видал, ты понял?

– Встать смирно! – заорал я, оставляя шепот, – к профосу захотел?! Я тебе устрою!

– А попробуй, братишка, – с этими словами безымянный хам и нарушитель воинской дисциплины вытащил меч и поднес острие к моему лицу.

Мой ответ был короткий и, наверное, единственно возможный.

Меч с шелестом вылетел из ножен и ударил в плоскость клинка, что угрожающе болтался перед носом вашего скромного повествователя. Поганого качества железка моментально сломалась, и хам с изумлением, плавно переходящим границу с испугом, уставился на образовавшийся в руке обрубок, в то время как я на обратном движении вернул меч на перевязь.

– О ля-ля, как говорят во французском королевстве! Я полагаю инцидент исчерпанным и считаю, что мы все, я сказал все, можем спокойно вернуться к исполнению служебных обязанностей по месту расположения частей приписки.

Приятели моего хамоватого знакомого как-то разом засобирались и потопали «по месту расположения частей приписки» (неплохо это я ввернул, а?!). Сам безобразник, оказавшись один как перст, решил, видимо, что «один в поле не воин» и тоже ретировался.

Крестьянки – те испарились как туман поутру, то есть, быстро и незаметно, а один из фландрийских стрелков подошел ко мне и сказал:

– Спасибо вам. Еще не много и я даже не знаю, чем бы все это закончилось.

– Зато я знаю. Вас бы выпотрошили.

– Это не вполне соответствует… – парень явно не понимал из какой передряги его вытащили, поэтому, я невежливо перебил плавность течения диалога:

– Это вполне соответствует! – сказал я, нажимая на слово «вполне». – Вы бы не успели первых слов Аve Maria прочесть, как летели бы на дно вот этого самого колодца. Заступились за девичью честь, как я понимаю?

– Да… заступились…

– Похвально. Следующий раз попытайтесь убедиться, что в состоянии довести начатое до конца. Или пропадете ни за пфенинг. Поймите, это ландскнехты. Никто не сказал бы «защищайтесь, прекрасный сир», и позицию никто бы не принял. Вас бы просто зарезали. Место безлюдное. Все можно, понимаете.

– Я… – начал мямлить фландриец, когда я приобнял его за плечи и мягко повел в сторону дороги, где меня дожидался верный конь.

– Я так понимаю, вы недавно в настоящей армии? – и откуда в моем голосе столько ветеранской протяжности образовалось? И слово «настоящей» я выговорил так, будто был совершенно убежден, что только ландскнехтская армия настоящая, а все остальное – фуфло.

– Неделю, мы только завербовались, – парню на вид было лет девятнадцать, то есть он на два года был младше. Всего. Но не так мало, если учесть, что на войне каждый год – за три. Был он невысок, рыжеволос и голубоглаз. И очень прилично одет, что и позволило мне смело предполагать, что в армии он недавно. Хреновое у нас сейчас время для щегольства.