Клим Жуков - Солдат императора

За долгую и кровавую свою карьеру ничего подобного он не видел. И ничего не понимал. На поле нет места лёгкой коннице, когда в дело вступает его полк! Один натиск и всё кончается! Всегда, слышите, господа, всегда – это закон!

Эскадрон поредел, а ведь и драки-то нормальной не было. Пьер рядом, слава Богу жив. Страшно сквернословит и требует нового наступления. Ну что же, такое удовольствие он предоставить может. В душе его поднималась бурлящая волна ярости, конь чувствовал своего седока, так же как тот коня. Оба рвались в бой. Эскадрон атаковал вновь.

И вновь откатился.

И еще раз.

После каждого неудачного соступа полк вынужденно отходил назад, медленно, но верно, уступая поле презираемому легко вооруженному противнику. Каждая попытка заканчивалась, когда могучее «Монжуа» натыкалась на невидимую паутину свистящих росчерков, что сплетали с фланга проклятые стрелки.

Падали жандармы, падали их холеные кони, сминались латы, будто под ударами самых тяжелых алебард. Невредимые всадники перескакивали через упавших, кони спотыкались и четкий строй пропадал. До испанцев неизменно доходили истаявшие, рыхлые ряды, которые легко отражались сплочённой силой лёгкой кавалерии.

Третий эскадрон попытался выбить стрелков из кустарника, но безуспешно, только потерял людей, скошенных невероятной мощности пулями.

Итак, Гийом де ля Круа поднял забрало и в четвертый раз оглядел поле. Ярость стремительно уступала место недоумению. Казалось, еще миг и победа наша, но нет. Лёгкие короткие пики испанцев и ненавистные стрелки отбили не меньше половины луга, который располагался между кустарником (будь он проклят) и рощицей.

Победительная волна, что соединяла эскадрон в единое целое перед боем, куда-то исчезла, превратив его в скопление перепуганных людей, чудом сохранявших видимость порядка.

– Клянусь преисподней, – пробормотал Гийом, – с таким настроем нам не выиграть. Но это не мое дело.

В самом деле, долг есть долг. И он снова повел жандармов вперед.

А между тем на поле появилась новая сила.

Под грохот барабанов, который соперничал даже с орудийной канонадой, шеренга за шеренгой из-за кустов и деревьев выходили ландскнехты. Колыхались пики и алебарды, вились знамена. Чёрный орел вёл своих сыновей.

Им на встречу двигалась густая масса швейцарской пехоты. Войска бросили в бой ферзей. Далеко-далеко на фланге виднелись знамена Лотарингии – это шла германская банда герцога Франсуа, чтобы померяться пиками с испанской пехотой.

Всего этого Гийом де ля Круа уже не видел, с головой окунувшись в смертельную круговерть кавалерийской атаки.

Было около семи часов утра.

Адам Райсснер неотлучно находился при Фрундсберге. Ночной марш, взрыв стен, мучительное продирание через кустарник – всё это он воспринял стоически, хотя было очень страшно. Кто знает, может быть там, в поле, их уже поджидают швейцарские пики? Тогда можно было быстро сворачиваться и уходить. Вот так: не построившись, в полном беспорядке на райслауферов не полезешь – глупость, причем, самоубийственная.

Обошлось. Грохот и звон сшибавшейся кавалерии на левом фланге, дружные залпы мушкетеров и пушечных батарей говорили всем, кто умел слушать, что поле пока свободно.

Пехота выбралась из-за живой изгороди, и полки начали строиться, приводя в порядок линии. Сердце Адама затрепетало, когда он обозрел поле. Подобной мощи он никогда не видел, да что там! Без преувеличения, никто не видел! Со времен Александра Великого и древних Кесарей в бой не выходило столько прекрасной пехоты.

Одно дело видеть армию на походе. Огромная вереница: полки, отряды, обозы, пушки. Много миль занимает эта змея. Но войско в поле – это совсем другое дело.

Тем более, что поход выдался тот еще. Холодно, голодно, без жалования… каждую секунду солдаты были готовы поднять бунт, так что только непререкаемый авторитет Фрундсберга удерживал их в узде. Но теперь всё по-другому. Если уж ландскнехты вышли на битву, ничто их не остановит, кроме смерти.

Адам видел, как три германских полка двигаются вперед, и он вместе с ними. Как испанская пехота уходит правее вслед кавалерии, что всей массой двинулась в сторону французского лагеря. Он слышал, как встретила кавалеров орудийная пальба, как в дыму сошлись массы французских и имперских эскадронов. Что там творилось!

Но это их непосредственно не касалось. Навстречу шли швейцарцы! Вот сейчас они коснуться! С Биккока райслауферы накопили такой счёт ландскнехтам, что и подумать страшно. После битвы они насочиняли песен и анекдотов, про то как те зарылись в землю, подобно кротам, вместо того, чтобы выйти в поле. Опозорили свою честь кригскнехтов, и всё такое в том же духе. Немудрёные вирши легко объясняли поражение и обещали, что сделают швейцарцы при следующей встрече. Он запомнил окончание одной из песенок примерно так:

Незатейливо, правда? Вряд ли это дословно, но смысл и рифмы точные. Чего еще ждать от солдатни: «усам-сам» и «дерьмо-говно-мочиться». Но расстроились парни по-настоящему. И обиду затаили лютую. Ну что же? Теперь у них все шансы исправить ошибки прошлого и исполнить обещание насчет «срать-мочиться», ведь Фрундсберг, наконец, вывел кригскнехтов в чисто поле, как велит древняя честь солдатская.

Адам вспоминал ночь перед боем, что провел он в компании Конрада Бемельберга, который теперь оберст, подумать только, Курта Вассера, рядового алебардиста-ветерана Ральфа Краузе и Пауля Гульди. Они мерзли возле потушенной ради скрытности жаровни, стучали зубами и в сотый раз проверяли оружие.

– Засиделся ты Райсснер в секретаришках у Георга нашего дорогого, – сказал тогда Конрад, – давай уже к нам! С твоей башкой дорога тебе прямо в оберсты. Оберст Райсснер, каково звучит! Тебя сам император знать будет.

– Император меня и так знает, – ответил он, – а командовать – не мое это. В строю я с вами. А командир какой из меня? Я же так – студент недоучившийся. Студентом и остался. Вот Гульди у нас – другое дело.

– Я тоже студент и тоже недоучка, какое совпадение.

– Во набежало, так и прут в армию, так и лезут, – криво усмехнулся Курт, поправляя точильным камнем лезвие кинжала, – скоро не продохнуть будет от учёных.

– Толку мало от учёных! – Убежденно отозвался Ральф. – А зато какие парни получились, как в солдаты пошли. И не вспомнишь, что Гульди всего три года назад был сопляк – сопляком. Я уж про Адама молчу. Его-то мы поболе знаем. Золотой парень сделался. Золотой… слушай, а вы с Гульди не родственники? [63] Игра слов – фамилия Гульди однокоренная с немецким словом «золото» – gold. Бу-го-га!!!