Александр Чернов - Одиссея капитана Балка. Дилогия [СИ]

Но в том, что удалось удержать страну от братоубийства — огромная ваша заслуга. За что лично Вас с Всеволодом Федоровичем и Михаилом Лаврентьевичем, как и господина Лейкова, я искренне благодарю. То, что вы сделали для России, да и для меня, для моих детей, вряд ли можно оценить простыми наградами. Так что все мы — ваши должники теперь, — Николай улыбнулся, — Откровенно говоря, до сих пор поражаюсь, как это вам удалось разворошить наше сонное царство. Ведь еще год назад я совершенно искренне считал, что все в России налажено, все идет правильно, а если и есть отдельные досадные моменты, то они не портят общей картины.

Но, слава Богу, это уже дела прошлые. Страна уже катится по другим рельсам, хоть кто-то этого и не понимает пока.

Теперь о заботах насущных. Они не успокоились, наши недруги, знаете ли. Как доморощенные, так и особенно, заграничные. И шарады нам новые подбрасывают. Вот сейчас, похоже, попытаются, как в 78-ом, вытащить наш победный мирный договор на европейский Конгресс. Так что испытания нам впереди предстоят не легче военных.

А вдруг я, таки, да и не справлюсь? И как там, У ВАС, так и здесь, возьму, да и опять «наворочаю дел», как Михаил Лаврентьевич как то высказался. Не боитесь? Что тогда со мной будете делать? — на губах Николая играла легкая усмешка, но глаза оставались серьезными, изучающими. Казалось, что он старается проникнуть не только в мысли собеседника, а в самую его душу…

Такого взгляда от царя, чей интеллект Василий изначально склонен был считать не шибко великим, он не ожидал. Как и ТАКОГО первого вопроса «в лоб». И, черт возьми, такого бесстрашия! Или же безрассудства? Нет, тут, похоже, что-то совсем другое. То ли фатализм, то ли жертвенность, то ли?.. А может быть это и есть то самое, осязаемое «Величество»? Порода? Кто ж его знает…

Но отвечать нужно. А раз нужно отвечать ЦАРЮ, то отвечать правду. Как на духу.

— Тогда, Николай Александрович, Вас придется судить.

— Угу. Вот так вот. Судить Императора. Замечательно. И кто же этим займется, позвольте полюбопытствовать?

— Народ русский.

— Народ? Русский? Занятно. А в ВАШЕЙ истории получилось что? Если мне Михаил Лаврентьевич все изложил верно, то ни суда не было, ни следствия. И только сговор кучки иудеев, поляков, латышей, австрияков и разных прочих инородцев, которых наш русский народ с рабской смиренностью слушал, и которым безропотно подчинился…

— Далеко не безропотно, Ваше Величество…

— Да, конечно, гражданская война… Но что в итоге?

Хотя, собственно говоря, может, Вы и правы. Особенно рассуждая с высот лежащего между нами столетия и вашего образования. Ведь Вас ТАМ учили, что революция это хорошо и правильно, что отжившее должно освобождать дорогу новому. А если не уходит само, то сметать, выжигать как скверну, каленым железом.

Я это все понимаю, конечно. Как понимаю и то, что со стороны государственной власти и дворянства было наделано много ужасных ошибок, приведших народ наш к озлоблению. Но скажите, вот когда возводят на эшафот человека действительно виновного, осужденного судьей, это — правильно? Вы же сами сказали — «судить»?

— Да, Ваше Величество. Так я и считаю. Так — правильно.

— Наверное. Но за что умерщвлять его детей, жену, друзей? Конечно, на все есть воля Всевышнего, — Николай коротко перекрестился, — Но у меня такое зверство просто не укладывается в голове! И кинуть невинноубиенных в яму в тайге. Как такое возможно, Василий Александрович?

— Это мерзость, конечно. Но ведь и гражданская война после революции, Николай Александрович, это явление само по себе страшное, вынуждающее творить жуткие вещи.

В такое время в смертельной схватке за власть побеждают не мораль и честь, а беспощадность и решительность. Если уничтожить бывшего властителя и его близких, то пресекается вероятность реставрации династии. Вы же помните пример французов. А, кроме того, после их гибели некому будет потребовать деньги правившей семьи, вложенные в иностранные банки.

— Именно, что мерзость. А выходит, что наш народ русский и на такое способен. Хотя, наверное, версию о деньгах, мы тоже не можем отметать. Мне Михаил говорил об этом. Значит, так и не были найдены документы, впрямую изобличающие господина Ульянова в этом деле?

— Нет, Ваше Величество.

— Странно. По логике вещей их могли хотя бы сфабриковать.

— В период существования Советского Союза это было очень рискованно. А после — какой смысл? Посчитали напрасным трудом. Да, и кто же предположить мог, что ВЫ ОБ ЭТОМ УЗНАЕТЕ?

— Ну, да. Все логично, Василий Александрович. Уже не стоило свеч, — Николай невесело усмехнулся, явно не оценив шутку Балка, — Но понимаете, меня гнетет даже не сам факт цареубийства. Все мы ходим под Богом. Я видел, как умирал мой дед. Теперь, поговорив о многом с Мишей, уверен, что и моему отцу могли «помочь»…

Но безвинные души-то за что, Господи!? Я понимаю, что Михаил Лаврентьевич искренне рассказал мне все, что знал. Но надежда, что все-таки это не так, теплилась. Значит, так все и было. Боже мой, как я хотел обмануться…

— Николай Александрович, увы, так и было. Но ведь сейчас ключевые точки мы проскочили почти без потерь. Самое главное на данный момент сделано, — восточная политика России сохранена. Конфронтации с немцами Вы уже не допустите. И, в общем, сделан мощный задел на будущее. В народ стрелять Вашей гвардии не пришлось, а отщепенцев и провокаторов люди теперь сами загоняют по подворотням.

— Да, «Кровавое воскресенье». Страшно даже предположить, что такое должно было случиться. Грех… Смертный грех… Неудивительно, что ОН так покарал.

— Ну, если мое мнение хотите знать, Ваше Величество, коль я бы был судьей над Вами там, в моем мире, то судил бы Вас не за это. С мятежом правитель бороться, как ни крути, а обязан. Ведь среди толпы были и вооруженные люди. И цели у них были…

— Вот как? Очень нтересно… — Николай вновь коротко взглянул Балку прямо в глаза, — А в чем же тогда, любезный Василий Александрович, Вы бы меня обвиняли? И за что судили?

— Да за отречение Ваше в первую очередь! За то, что фронт, армию бросили. Такое не прощается, Ваше Величество. Никому! А еще за вступление в войну с неподготовленной армией и флотом. Ни Сербия, ни все Балканы целиком, ни проливы эти несчастные, ТАКИХ жертв не стоили. Да еще против германцев. ЧТО НАМ С НИМИ ДЕЛИТЬ!?

Николай остановился. Резко повернулся к замершему Балку. Лицо царя было спокойно. Но глаза!

— Спасибо Вам, Василий Александрович. За правду от сердца. Я Вам — верю. За честную и храбрую службу, спасибо. И… за справедливость. Поверьте и Вы: для меня рассказ Михаила Лаврентьевича тоже был страшным шоком. Отречение на пороге победы! Что же они со мной такое смогли сделать? Я, кстати, не исключаю, что был какой-то грязный шантаж…